Суровое испытание. Кон Джиён
через опущенное стекло машины.
Охранник сперва насторожился, а потом расплылся в улыбке. Конечно, он мог ошибаться, но эта улыбка больше напоминала ухмылку. Темный силуэт на фоне освещенной сторожки постепенно заволакивала туманная дымка.
– А! Вы про это? Ребятки порой от скуки начинают баловаться и визжать. Ведь их ушам собственные крики не слышны. Вам не о чем беспокоиться, лучше будьте осторожны за рулем. Опять туман. Если с раннего вечера так, то к ночи и подавно будет ужас что.
Охранник снова осклабился. Тон его был вполне уважительным, однако Кан Инхо услышал совсем другое: «Не лез бы ты куда не следует, а лучше бы убирался восвояси!» Голова его раскалывалась от необъяснимого тягостного ощущения, которое не отпускало его с самого прибытия в Муджин.
Уже вырулив за ворота, он осознал, что интернат находится на приличном расстоянии от Муджина. На машине до города можно было добраться минут за пять, и на всем протяжении вдоль дороги раскинулись заросли дикого тростника. В зеркале заднего вида он проследил, как в туманной мгле стираются контуры интерната «Чаэ». В нескольких окнах общежития горел свет, но и он постепенно тускнел в молочных клубах. Интернат напоминал огромную крепость, изолированную от остального мира. Туман, главная достопримечательность Муджина, плотным занавесом отгораживал заведение от посторонних взглядов. Когда он сгущался, вот как сейчас, у тех, кто находился вне стен, не было абсолютно никакой возможности узнать, что происходит внутри.
В приглушенном из-за тумана свете фар показалась чья-то фигура. Кан Инхо снизил скорость. Это была Чин Юри. Увидев машину, Юри замерла, в ее руках опять были чипсы. Он опустил стекло, Юри взглянула на него, и одновременно в ее рту хрустнула чипсина.
Его насторожило, что дети по темноте, да еще и в туман гуляют где им вздумается. Вдобавок у этой девочки со множественной инвалидностью была третья степень олигофрении, что означало умственные способности на уровне детского сада. Она была гораздо миниатюрнее своих сверстников, но внезапно ему бросилась в глаза ее не по годам развитая грудь.
Узнав его, Юри робко улыбнулась. Вчера при встрече с ним она закричала от ужаса и ринулась бежать, а сейчас ее ясные глаза были полны детской непосредственности. Он улыбнулся ей в ответ и махнул рукой, дескать, возвращайся скорей в общежитие. Юри стыдливо передернула плечами и побежала в сторону интерната.
Он не тронулся с места до тех пор, пока она не достигла ограды. Дорога, ведущая в город, была пустынна. Он нажал на газ, лишь убедившись, что Юри, еле различимая в туманной мгле, зашла в ворота. Пока он ждал, пришло сообщение от жены: «Давай уже возьмемся за ум! Я постараюсь быть терпимее. И мне тоже жаль… люблю тебя».
Прочитав послание, он почувствовал себя глубоко набожным человеком – захотелось кому-то вознести молитву. Попросить, чтобы позаботился. О его жене, их единственной дочке Сэми, о Минсу, что потерял младшего брата, об этой невинной хрупкой Юри, бегущей в интернат, и о его пребывании