Семь клинков во мраке. Сэм Сайкс
толком вообще ничего, кроме того, как скользнуть ладонями навстречу рукам Лиетт.
Я обхватила ее пальцы своими, мягко потянула, заставив подняться. Наши взгляды встретились, и она провела рукой вдоль моего бока, нашла испещрявшие его шрамы. Они не болели – когда она их касалась. Даже когда второй ладонью она дотронулась до моей щеки, очертила неровную линию, пересекающую глаз и…
Если тебе повезет, ты встретишь множество людей, которых будет приятно касаться. Если тебе очень повезет, встретишь нескольких людей, чьи касания будут приятны тебе. И если тебе по-настоящему повезет, встретишь одного, того самого, от чьего прикосновения ты будто выпрямишься и вдохнешь свободнее, словно до этого ты всю жизнь горбился и даже не замечал этого.
И если у тебя достаточно ума, ты будешь держаться за него как можно дольше.
Но если ты – это я, ты понимаешь, что долго не удержишь.
И я понимала, что все это неправильно, когда Лиетт, отстранившись, улыбнулась. Понимала, что буду делать так снова и снова, как всегда, как можно дольше. Понимала, что пожалею.
Она спрятала улыбку у меня на плече, прижалась, прошептала на ухо:
– Пахнешь ужасно.
9
Нижеград
Вольнотворцы действительно изобретают самые смертоносные орудия, которые виновны в миллионах галлонов крови, что орошают эту суровую землю, и в пологе из трупов, что укутывает ее плащом.
А еще один Вольнотворец изобрел душ, и это вполне уравновешивает предыдущий факт, правда?
Не пойми меня неправильно, убивать плохо, все дела. Но, чтоб меня, есть что-то особенное в предвкушении, в дребезжании бронзовых труб и в первых каплях, что смывают пыль, кровь и грязь, которые стали второй, а потом и третьей кожей.
Как только шрамы омывает вода, я на несколько минут снова чувствую себя не скитальцем, а человеком.
Но хорошего никогда не хватает надолго, верно? Виски заканчивается. Кровь высыхает. Любовники засыпают раньше тебя. Птицы жрут кроликов, а вода неизбежно становится холодной.
Я ходила сквозь снегопады и ливни – и ничего, но будь я проклята, если не подскочила от первых же холодных капель. Чуть шею не свернула, пока нащупала цепочку, которая выключает эту штуковину. Трубы перестали дребезжать. Стихло шипение пара.
Лиетт не должна была подпускать меня к своим удобствам – хотя, подозреваю, ей попросту не хотелось вдыхать все принесенные мной ароматы. В крошечной, выложенной плиткой комнате был подвешен бронзовый кран с цепочкой, стоял столик, а за деревянной перегородкой был туалет. Даже у баронов, у которых денег как грязи, не всегда были такие комнатки. И если про туалеты после их изобретения рассказали – в основном, из беспокойства об общественной гигиене, – то секрет душа Вольнотворцы до сих пор хранили только для себя.
И своих друзей, конечно же.
Я босиком прошлепала к столику. Пока приглаживала волосы, окинула себя взглядом, проверяя, не истекают ли кровью какие-нибудь неучтенные раны. Но ее в зеркале я не увидела. Я не увидела ничего, кроме кожи, татуировок птиц, туч и