Девятая жизнь. Наталия Полянская
не стала.
– Да… хорошо.
Перед тем как уйти, она кое-что вспомнила:
– Валентин Петрович, а как там дедовы питомцы?
– За ними Мария Михайловна присматривает, как обычно. После оглашения будем решать, как быть. И вам нужно будет приехать.
– Конечно.
Она понимала, что ей предстоит еще долгое прощание с дедом – нужно разобрать его квартиру, понять, что он там понаписал в завещании (а сочинить дед мог что угодно, Катька в него верила), решить еще множество дел, и все это – без него.
Зато у нее есть собственный дом и Игорь. В доме она спрячется, как улитка в раковине, а Игорь придет с работы и обнимет ее. И станет немного легче.
Может, когда-нибудь и удастся смириться с тем, что люди внезапно смертны. Но определенно не сегодня.
Представительская машина деда – хищный черный «Мерседес» – смотрелась во дворе Катькиного дома странно. Как будто инопланетный корабль сел в деревне Большие Васюки, чтобы взять на борт плотника дядю Федора, который, оказывается, был шпионом с альфы Центавра.
Обласканная подозрительными взглядами мамаш с детьми и бабулек на лавочке, Катька скользнула на заднее сиденье.
– Добрый день, Валентин Петрович, Мария Михайловна.
– Добрый день, Катерина Филипповна.
Климанский сидел впереди, рядом с водителем, а домработница (главная по тарелочкам, как называла ее Катька) – сзади. Мария Михайловна была уворована дедом из столовой в безвестном городке, куда Литке как-то ездил с лекциями, и прикипела к дому, словно добрый дух. Катька без нее квартиру не представляла. Что теперь с ними всеми будет…
– Ничего, – пробормотала Катька, пристегиваясь. – Как-нибудь…
Мария Михайловна молча полезла в сумочку, достала оттуда сверток и сунула Катьке. Из свертка пахло: так пахло, что водитель повел носом и шумно вздохнул, но сдержался, не обернулся. Катька прижимала к животу еще теплый пирог, обязательный их с Марией Михайловной ритуал, и была близка к панике.
– Что он придумал с этим завещанием… – проворчала домработница, словно продолжая давний разговор (а может, так и было). – Ничего бы не писал, все отошло бы Катерине Филипповне, и не надо никуда кататься.
– Кататься все равно нужно было бы, однако вы неправы, – возразил Валентин Петрович. – Все-таки много имущества, Филипп Иванович фонды поддерживал, насколько я понимаю, там им часть отходит… Если Катерина Филипповна не оспорит, конечно.
– Упаси боги, – сказала Катька. – За кого вы меня…
– Я шучу. – Помощник обернулся к ней. Ему было лет пятьдесят: невысокий коренастый дядечка с залысинами, больше всего напоминавший заслуженного слесаря-сантехника. – Жизнь продолжается. Филипп Иванович особо настаивал, чтобы мы тут не убивались, а дело делали. Это я его слова повторяю, между прочим.
– Узнаю брата Колю, – процитировала Катька. За окном летела летняя Москва, нарядная, кружевная, и тени бежали по лицам. – Я уже поняла, что мне предстоит в это вникать.
– Вы