В глубине Великого Кристалла. Помоги мне в пути. Владислав Крапивин
так… Сперва старший брат и сестра родились. А я уже много после, через двенадцать лет…
– А я всего один… Тоже поздний. У мамы долго детей не было, а потом… вот…
– «Вот» получился вполне удачный, – деликатно сказал я.
– Не знаю. Маме сравнивать не с кем, раз я один… А вас брат и сестра не обижали маленького?
– Нет… Когда я подрос, они жили уже отдельно, учились в Ленинграде, потом и остались там… А мы с мамой вдвоем… Отец был офицер, после войны в Германии служил, а потом… В общем, развелись они.
– Все похоже, – выдохнул Сашка.
– Что поделаешь…
– Может, и к лучшему. А то с отцами одни скандалы…
Я хотел возразить, что с моим отцом было иначе – ни историй, ни скандалов. Но, во-первых, от этого не легче, а во-вторых… зачем это Сашке?
– Видать, хлебнули вы с мамой, – сочувственно сказал я.
– Было, – согласился он как-то очень бесхитростно. – Главное, что при этом у меня свойства терялись. «Проводниковые»… Я боялся, что навсегда… А вас никто, значит, никогда не обижал… и не трогал?
– Одно время жила с нами младшая мамина сестра, тетя Лика. Да какая там «тетя», студентка. Она возымела привычку хлопать меня линейкой. Но это обычно кончалось так: она линейкой – трах, а я выхвачу – и о колено. Наломали в конце концов столько, что хоть печку растапливай… Только один раз меня хотели взгреть по-настоящему. Попал в ловушку.
– Терпеть не могу ловушки.
– Кто же их любит… Мы с приятелями стреляли из луков, и стрела моя залетела в чужой двор. А в нем – палисадник вокруг грядок, высокий, выше моей головы… Ну, думаю, там надо искать. Перелез и вдруг вижу: ко мне дядька движется, хозяин… Не какой-нибудь там краснорожий кулак, а вполне профессорского вида, в очках, в соломенной шляпе, с бородкой… Я, конечно, обратно к палисаднику. Ухватился, ногами скребу по рейкам, в обе коленки занозы вогнал, а руки слабеют. Как во сне, когда за тобой гонятся, а ты еле движешься… Наконец подтянулся, но тут пальцы сорвались, и я повис… На груди между лямками была перекладинка, она наделась на торчащую рейку – и обратно мне никак, высоко…
– А оторвать нельзя? Перекладинку эту…
– Меня подвели штаны… До того дня я был ими очень доволен: крепчайшие, из замши особой выделки. Мне их отец из Германии прислал. Там, в Тироле, такие кожаные штанишки на лямках носят и мальчишки, и взрослые мужики. Сперва я надевать их стеснялся: какие-то «не советские», с кожаными кисточками, с отворотами. Однако ребята во дворе «трофей» оценили, самый образованный, Женька Ремезов, сказал: «Как у Вильгельма Телля». Понравилось всем и качество материала. Особенно здорово было в них кататься с наклонной крыши большого погреба, по гладкому кровельному железу. Правда, взрослые ворчали, что зад сделался отполированный…
– Так ведь тирольские штаны, они чем больше потертые, тем ценнее. Я читал, – вставил Сашка.
– Женька Ремезов так же говорил. Но тетушка Лика не верила и несколько раз хватала линейку. Однако тирольская замша и здесь мне служила верно…
Сашка хихикнул и спросил нервно:
– А в огороде-то… Вы все-таки убежали?
– Не