Изобличитель. Кровь, золото, собака. Александр Бушков
Потом купец разлил коньяк, поболее прежней порции, одним глотком разделался со своей и то ли удивленно, то ли оторопело вопросил:
– Это кого ж я на груди пригрел, получается?
– Представления не имею, – честно признался Ахиллес. – Одно не подлежит сомнению, по-моему: перед нами человек с двойной жизнью, с двойным дном… Вот же черт! – воскликнул он. – Я его решительно не понимаю! Обычное дело, когда человек старается скрыть некие неприглядные факты из своего прошлого. Дело, можно сказать, житейское. Но зачем ему понадобилось скрывать, что он имеет полный гимназический курс и чин прапорщика запаса? Это ведь его нисколечко не порочит, совсем наоборот! С гимназическим курсом и чином он давно мог бы найти не в пример лучшее место, нежели прозябать в обычных приказчиках. А ведь он умен – сдача экзамена экстерном и экзамена на чин глупому не под силу…
– Все вы правильно говорите, Ахиллий Петрович, – мрачно поддержал Митрофан Лукич. – И на казенную службу мог бы поступить с неплохим жалованьем, и у кого-то из купеческих воротил недурно устроиться. Те же Зеленов с Истоминым, денежные мешки наши, и сейчас подходящих управляющих подыскивают – с образованием. А уж у них-то толковый управляющий как сыр в масле катается… Мне тоже решительно непонятно, отчего он этак играет. Но ведь должно же за этим что-то стоять? Неспроста все…
– Безусловно, – сказал Ахиллес. – Ну что же, уделим ему с завтрашнего дня особенное внимание…
…Ахиллес, согласно старому присловью, с утра сидел как на иголках, и чем ближе время приближалось к полудню, тем больше этих иголок становилось. Так что, всерьез волнуясь, он даже несколько грубовато отбил атаку поручиков Тимошина и Бергера, явившихся звать его на очередную воинскую кампанию против горячительных напитков путем их безжалостного истребления елико возможно больше. Впрочем, поручики, добродушные, в сущности, люди, нисколечко не обиделись, лишь высказали вслух предположение, что Ахиллес явно собрался в монахи-схимники – и удалились воевать.
Когда минула половина двенадцатого, во флигель заявился дворник Лукича, угрюмый крещеный чуваш Никодим, заросший до глаз буйной бородищей мужик. Господских этикетов вроде стука в дверь он, безусловно, не знал, а посему ввалился совершенно неожиданно, пробасил:
– Ваше благородие, там у ворот галах малолетний трется. Говорит, нужда у него в вас, с посланием вашему благородию от Митрофана Лукича. Оно так и может быть или мне его от ворот метлой шугануть?
– Никаких шуганий! – вскочил Ахиллес. – Так оно и должно быть…
На сборы он не потратил даже секунды – еще с утра, выпив чаю и отправив Артамошку с Митькой куда следует, сидел подпоясанный, так что осталось лишь, проходя мимо вешалки, снять с нее фуражку и надеть на ходу.
У ворот торчал босоногий персонаж парой лет помладше Митьки, не то чтобы совершенный оборвыш, но и в штанах, и на рубахе имелись прорехи и заплатки.
– Вы будете господин подпоручик