Ограбить Императора. Евгений Сухов
на него с противоположной стороны улицы. Это был Валерьян Ерощук, работавший в прошлом году в магазине грузчиком. Скверный человечишко, был уличен в краже, за что его и уволили. Можно сказать, что легко отделался, за такие вещи полагается и на поселение.
День продолжался…
Глава 2. Я – женщина сговорчивая
Июнь 1918 года
Закрыв глаза, Элеонора старательно делала вид, что не замечает бесстыжих мужских ласк. Василий, не лишая себя удовольствия, уподобившись слепцу, продолжал изучать жадными ладонями привлекательнейшую географию крепкого мускулистого женского тела, какое может быть только у профессиональной танцовщицы. Кожа Элеоноры была невероятно белой, почти прозрачной, через которую просматривались разветвленные голубоватые вены, ее хотелось гладить и наслаждаться ею на ощупь.
Василий Большаков никогда не торопился в своих исследованиях. Находил на ее теле все новые заповедные уголки, делавшие ее еще более страстной, и все новые оттенки в этой игре, заставлявшие на полную мощь включать воображение.
В проеме распахнутого окна она выглядела особенно прекрасно: правая нога прямая, левая слегка согнута, кожа в солнечном свете светилась янтарем. Настоящая богиня!
– Ведь «Элеонора» твое ненастоящее имя, верно? – неожиданно спросил Василий.
– Да, – не смутившись, ответила барышня. – Настоящее мое имя Фекла, фамилия Абросимова.
– Имя не совсем аристократичное. Ты же из дворянок.
– Все так, – с некоторой грустью произнесла Элеонора. – Но мои родители хотели быть ближе к народу. Даже свою любимую дочь назвали Феклой. Кстати, их любовь к народу не помешала потом этому народу сжечь нашу родовую усадьбу. А Фекла с древнегреческого означает «слава Божия».
– Как же ты стала танцовщицей?
– А что еще оставалось делать бедной девочке? Мать умерла три года назад. Отца, как царского генерала, в прошлом году взяли в заложники и расстреляли. Не на панель же мне идти! Вот пришлось идти в танцовщицы. Я ведь брала уроки у Айседоры Дункан, когда училась в Смольном институте.
– Ты одна у родителей?
Элеонора вдруг нахмурилась. Вопрос был ей неприятен.
– Есть еще брат… Но я не хочу об этом говорить.
– Понял. Больше не буду.
С Элеонорой Василий познакомился три месяца назад близ Театральной площади, когда возвращался со службы. Все происходило в точности, как в фильме «Барышня и хулиган», с одной лишь разницей, что к девушке, вызывающе броско одетой, вдруг подошли сразу трое солдат, пропахших окопами и порохом недавних боев, и после пятиминутного грубоватого обхождения стали требовать взаимности. Услышав крик, он подошел к молодцам и попросил убраться. Его кожаная куртка, а в особенности маузер, угрожающе болтавшийся сбоку в деревянной кобуре, произвели на фронтовиков должное впечатление. Зло пообещав, что их пути непременно пересекутся, они исчезли за ближайшим поворотом, как, собственно, и из его жизни. А вот с барышней, оказавшейся танцовщицей Мариинского театра,