54 по шкале магометра. Александр Джеромович Добсон
потряс дерево. Оно лишь слегка вздрогнуло, и яблоки остались на ветках.
– Да бог с ними, пойдём собираться.
– Ну конечно, – сказала Нина. – Если тебя все варианты нашей предстоящей жизни устраивают, то меня – нет.
– Большой выбор, большая проблема, – пробурчал я. – Брось…
Она закусила губу и пошла в подсобку за лестницей. В такие моменты её было не остановить.
– Давай тогда я.
– Нет уж, Сараев, держи лестницу. – Полезла наверх, ловко цепляясь за гниловатые поперечины.
Я залюбовался её стройными ногами в драных джинсах и упустил момент, когда лестница пошатнулась в моих руках и Нина, вскрикнув, цепляясь за ветки, повалилась вниз с трёхметровой высоты. Что-то хрустнуло, и она выругалась:
– Твою мать!
Своим падением она заслонила от себя коричневый звук сорвавшегося тут же яблока, в котором я расслышал перелом Нининой ноги.
***
Нога срослась довольно быстро.
А потом грянула майданная заваруха – мы переглянулись, сглотнули каждый свой ком. А в январе Нина забеременела.
– Вот теперь можно и в ЗАГС, – сказал я обалдело после того, как она принесла благую весть.
– Разве было именно так?.. Ну, в предлагаемых обстоятельствах? – спросила спокойно она, не обращая внимания на меня и на своё особое теперь положение. Будто не таскала меня и себя несколько лет по врачам, с сухими глазами кусая губы после очередного холостого выхлопа.
– Так! Так! – я наконец обрадовался и бросился её обнимать.
А она хмурилась, освобождаясь от моих объятий.
Крымнаш уже вовсю сверлил умы граждан, когда Нину увезла "Скорая" с плохими симптомами.
После всего она лежала на диване, уставившись в стену, никак не реагируя на мои утешения.
– А там ведь оставалось ещё несколько штук… – сказала глухо.
– Каких штук? – не понял я.
– Вадик, мы этой осенью опять поедем ведь, да? – Она повернулась ко мне и погладила меня по лицу, слабо улыбаясь.
И я понял, что она говорила про яблоки.
***
С тех пор мы подгадывали свои две, а иногда и три недели под коричневый звук.
Мы не гадали, не выбирали, мы просто смотрели, что нас ждёт, слушая, как падают все до последнего яблоки. События мировые и личные складывались калейдоскопом в наших головах. Яркой, бесполезной кучей. Не вызывая никаких в нас действий. "Пусть всё идёт, как идёт", – говорила Нина, тихо наблюдая, как истаивает наша любовь в трясине будней. А я бесхребетно с ней соглашался.
Но через несколько лет, немогущий вырваться из заколдованного круга, разрушаемый Нининой тоской, видя, как проносятся мимо из раза в раз другие пути и возможности, я стал рыпаться и дёргаться в стороны. Но получалось по Нининому – пусть всё идёт, как идёт. И получалось тускло и ровно.
А в этом году сразу после цветения жахнул мороз, посшибав добрую половину завязей, потом налетел какой-то неведомый жучок и пожрал всё остальное. Нинино равнодушие подёрнулось разгорающейся