История человечества. Россия. Андрей Кокотюха
Павла». Н. К. Шильдер‚ первый историк царствования Павла‚ согласился‚ что антиекатерининская государственно-политическая направленность «продолжала существовать» всю первую половину XIX века и «преемственность павловских преданий во многом уцелела». Он возложил на эти «предания» вину и за военные поселения‚ и за 14 декабря‚ и «рыцарскую внешнюю политику»‚ и за поражение России в Крымской войне. Той же точки зрения‚ видимо‚ придерживались и исторический публицист Казимир Валишевский, и известный русский писатель Дмитрий Мережковский. Лишь автор, изданный мизерным тиражом в годы Первой мировой войны, М. В. Клочков – единственный‚ кто возражает против этих упреков‚ утверждая, что именно при Павле началась военная реформа‚ подготовившая армию к войне 1812 года‚ были предприняты первые шаги в ограничении крепостного права‚ а также заложены основы законодательного корпуса Российской империи.
В 1916 году в околоцерковных кругах даже была попытка добиться канонизации «невинно убиенного» императора. По крайней мере, его могила в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга считалась среди простого народа чудотворной и была постоянно усыпана свежими цветами. В соборе даже существовала специальная книга, куда записывались чудеса, произошедшие по молитвам у этой могилы.
Леволиберальные‚ а следом за ними и советские историки были склонны приуменьшать значение Павловского царствования в истории России. Они, безусловно, не испытывали никакого пиетета к Екатерине II‚ однако рассматривали Павла лишь как частный случай особо жестокого проявления абсолютизма (в чем заключалась «особая жестокость», обычно умалчивалось)‚ в корне не отличавшегося ни от предшественников‚ ни от наследников. Только в середине 1980-х годов Н. Я. Эйдельман попытался понять социальный смысл павловской консервативно-реформаторской утопии. Этому автору принадлежит и заслуга реабилитации имени Павла в глазах интеллигенции.
Вышедшие за последние 10–15 лет книги в основном суммируют все высказанные точки зрения, не делая особенно глубоких и новых выводов. Видимо‚ окончательное суждение о том‚ кем же именно был император Павел Петрович, а также насколько реальна была его политическая программа и какое место она занимает в последующей российской истории, еще предстоит вынести.
Павел Петрович был не только дальновидным или, напротив, неудачливым государственным деятелем. Он был прежде всего человеком очень трагической судьбы. Еще в 1776 году он написал в письме: «Для меня не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое». Но окружавшие его люди‚ как правило‚ даже не пытались понять причин его поведения. Что же касается посмертной репутации‚ то до недавнего времени она была самой ужасной после Ивана Грозного. Конечно‚ проще назвать человека сумасшедшим