Тайна ожившей Альдины. Реальность, фантастика, графика. Владимир Влялько
ие вариантов сюжета будущей картины часто волнует художника больше, чем воплощенная на полотне идея. Это могли бы стать плавающие в прозрачном воздухе натюрморты в стиле Сальвадора Дали. А, может, контрастные рисунки с африканскими мотивами, например, чернокожие женщины, несущие на голове предметы незатейливой утвари.
Я люблю этот момент, предшествующий написанию картины, когда снежное полотно предвосхищает сладостный процесс творчества.
Вот, и сейчас застываю перед еще ничем не испорченным холстом и жду вдохновения. Лювлю себя на мысли, что не так уж и не понятен Малевич с его черным квадратом. Возможно, это лишь этап его потенциального шедевра, который так и не был воплощен художником в нечто законченное и совершенное.
За окном стоит февральский полдень. Зима в южном городе не балует горожан закономерным для этого времени снегом. И хотя календарные листки напоминают о приближении весны, холодный ветер и пасмурное небо не зовут на природу, оставляя пейзажи на более теплые дни. Нужно изобразить что-нибудь знойное, чтоб мысленно согреться в этот ненастный час.
Делаю набросок африканского пейзажа. Представляю картину опаленной экваториальным солнцем жизни «черного» континента. Два воина в ярком убранстве застыли в воинственной позе на фоне снежной вершины Килиманджаро. В руках копья, направленные на мнимых врагов, затерянных за левым углом холста. Взгляды темнокожих воинов суровые, позы решительные. Вот-вот они покинут ограниченные размеры полотна, и решительно, без какого-либо страха ринуться в бой. На заднем плане картины, вытянув пеструю шею, щиплет высокие листья красавец-жираф.
Белизна холста исчезла, покрылась живописным пейзажем. Предвкушение сюжета завершилось конкретной картиной, страничкой чьей-то далекой жизни, сотворенной живописью Сегодня, кстати, используются не только традиционные краски. Это может быть стекло, камень, песок, гвозди. Одна юная художница предложила рисовать своею кровью! Изобретателен человек!
Внесу и я свою посильную лепту. Вы когда-нибудь пробовали рисовать голубями!? Берешь жменю семечек, или другого мелкого зерна, и разбрасываешь его в виде различных геометрических фигур, слов, символов. Голуби выстраиваются, сообразуясь с наброском из корма, и получается живая картинка. Наблюдать подобный «рисунок» очень забавно.
Однако я отвлекся от подлинной живописи. Тем более, день клонится к вечеру, я – ко сну. Завтра куплю много зерна и изображу голубями образ какой-нибудь знаменитости. Скажем, упомянутого Сальвадора Дали. Именно этот художник отличался забавными сюрреалистическими выходками. Но, меня ждет очередной новый холст, вновь зазывающий к традиционному художеству. Что ж, до завтра!
Утро. Рождение дня. Начало жизни. Робкие лучи солнца освещают полотно холста. Очевидно, за ночь вчерашняя картина еще не высохла. Надо пододвинуть ее ближе к солнечному свету. Но, что это? Холст, который должен изображать вчерашний сюжет, чист!? Не понимаю. Может, мне приснилась Африка, и я вчера ничего не рисовал? Нет, вот, не убранный мольберт, не засохшие краски, не собранные кисти. Правда, обычно я все складываю после работы. Просто, так устал, что не убрал все художественные принадлежности и завалился рано спать. Но в данный момент это лучшее доказательство того, что вчера я все-таки рисовал.
В пространстве утренней комнаты висело множество вопросов с восклицательными знаками.
Мистика! Как такое могло случиться? – мысли судоржно искали ответ на происшедшее и не находили вразумительного объяснения всему этому.
На часах девять утра. По телевизору идут местные новости. «Сегодня утром в местном парке спешащие на работу люди наблюдали необычное зрелище, – говорилось в новостях. Огромный жираф, задрав голову, пытался дотянуться до верхних веток дерева, и не находя желанных листьев обгрызал мерзлую кору».
Откуда жираф в нашем городе? – подумал я. – Зоопарка у нас нет, на дворе зима. И, вообще, такое экзотическое животное никогда не появлялось в наших краях.
Далее следовало еще одно невероятное сообщение. На окраине города, в заброшенном сарае на берегу реки, спешившие на подледный лов, рыбаки обнаружили двоих дрожащих от холода темнокожих мужчин. Они были разукрашены, как воины африканского племени, готового к боевым действиям. Об этом также указывали примитивные щиты и копья незнакомцев.
Так, это же воины с моей вчерашней картины, – холодный пот выступил на лбу, – и жираф присутствовал в том сюжете. Ничего не пойму. Просто какая-то фантасмагория: жираф, чернокожие мужчины в набедренных повязках, исчезнувшая композиция с моей картины! Хотя я сам говорил, что нарисованные воины были готовы ринуться в бой, оставив свое убежище из ткани и красок. И еще. Предположения о новой грани живописи, когда картина в мозгу художника рисуется самим сюжетом и находящимися в нем людьми, животными, предметами. Все это оживает под воздействием каких-то неведомых волшебных сил. А если я нарисую кого-нибуль из ушедших друзей, родителей?