Когда деревья молчат. Джесс Лури
Коул даже не обменялись взглядами, когда закончился её урок и начался мой. Если она была первой скрипкой, то я третьей, причём безо всяких шансов на повышение. Скажем так, я ходила на музыку только ради галочки в моём резюме. Он улыбнулся своей коронной улыбкой кинозвезды, и все мои переживания насчёт тех слухов растворились. Коннелли ни за что не обидит ребёнка. Мы все его любили. Многие мои одноклассники панибратски звали его Коннелли или мистер Кей. Я тоже хотела быть такой крутой и репетировала свои фразочки дома. Привет, Коннелли! Ну что, в выходные вы, наверное, потусили на славу?
Дальше я и не продвинулась.
Он показал на мой кларнет, добытый на гаражной распродаже.
– Как там твой гусиный свисток, вкусный?
– Ага, как мороженое. – Я подняла инструмент. Я хотела играть на флейте, но мы с мамой так и не нашли её, хоть и прочесали все распродажи в округе. Моими вариантами были либо этот кларнет, либо барабаны – палочки были достаточно дешёвыми, мы их и новыми могли купить. Но, к сожалению, я даже под дулом пистолета не умею держать ритм.
Коннелли, которого я хотя бы про себя так называла, засмеялся.
– Знаешь, это прекрасный инструмент.
Я плюхнулась на свой стул. Этот разговор у нас был уже не раз.
– Просто произведение искусства.
– Знаешь, что общего было у Арти Шоу и Бенни Гудмена?[7]
– Что они были не так умны, чтобы играть на саксофоне?
– С таким настроем ты никогда не получишь первую партию, – хмыкнул он.
– Ага, и с такими пальцами, – потрясла я ими перед ним. – И все же Земля продолжает вертеться.
От этой шутки он открыто рассмеялся, и так громко, что к нам повернулся Чарли Клосс, который ждал по ту сторону окна своего урока на пикколо. Бедняге, видимо, не досталось листовки, в которой объяснялось, на каких инструментах мальчикам круто было играть.
– Давай начнём с «Апаче». – Коннелли открыл мои ноты и поставил метроном, а потом дунул в круглый камертон – для меня он был бы едва ли полезнее, если бы из него посыпались блёстки. Я поставила пальцы для первой ноты и начала играть, компенсируя громкостью то, чего мне недоставало в таланте.
Мы прошлись по всей песне пять раз, и только после он довольно кивнул.
– У тебя хорошо получается, Кассандра.
Он называл меня полным именем. Это мне тоже нравилось.
– Спасибо.
Он сложил мои ноты и протянул их мне, вставая вместе со мной. Наши пальцы соприкоснулись. Это произошло случайно, но он резко убрал руку, как будто я его обожгла.
– Простите, – сказала я, бездумно нажимая клавиши на кларнете.
Он сунул руки в карманы брюк. Казалось, будто между нами опустилась невидимая стена, но я не могла понять, почему.
– Ты не против продавать попкорн? – спросил Коннелли, игнорируя эту стену.
Я попыталась сглотнуть, но вместо этого у меня вышел какой-то щёлкающий звук.
– В этом году у нас попкорн?
Это была традиция с четвёртого по восьмой класс продавать
Великие джазовые кларнетисты.