Семь «почему» российской Гражданской войны. А. В. Ганин
никого кроме Анненкова признавать не хочет, а сам Анненков живет себе в Семипалатинске, собирая новых и новых добровольцев. Говорят, что он тянет, потому что не хочет признавать власти генерала Ефремова (Ионова), кстати сказать желающего показать твердость, но ее нет у него и нет последовательности… дело не в личности Ефремова, а просто в мелких честолюбивых, скажу, даже низменных и прочих побуждениях Анненкова: Я-де подавлю большевизм, а честь припишут другому…»[279]
Примечательно то, как сам Анненков аргументировал отказ покидать Семиречье перед командиром II отдельного корпуса: «Приказание о смене моей дивизии и переброске на Западный фронт может быть выполнено при том условии, если я буду заменен другим начальником дивизии, так как я лично, как патриот, любящий свою Родину, считаю преступным не использовать силы, сосредоточенные здесь… Считаю долгом донести, что я не получил за весь год существования дивизии не получил[280] ни одной пушки, ни одного пулемета. Многое положенное от казны дивизия не получала, а все это ложилось бременем на население… Китайский полк, добровольческий, в составе около 700 штыков, имеющий тяготение к своей границе, также не может быть переброшен на другой фронт… Вы сами можете вывести заключение, сколько положено труда, энергии и силы воли всего командного состава, чтобы создать такие части… Становиться же игрушкой по воле интриганов, вроде Ионова (чин не имею нравственного права указывать, так как больно, что такие люди, губящие, ради личных выгод, край, губящие дело, уже погубившие раз его, тоже стоят у власти и именуются офицерскими чинами), забывать свой долг перед страной в угоду единых лиц я не в состоянии, не хочу и не могу. Изменником я не был и не буду, я буду продолжать борьбу с большевиками, в Семиречьи, хотя бы с кучкой людей…»[281] На общий фронт Анненков так и не отправился. Очевидец событий, капитан И.А. Бафталовский отмечал, что Анненков «свое честолюбие ставил выше долга и общего национального дела»[282].
Как отмечал министр иностранных дел колчаковского правительства И.И. Сукин, «атаманы в своих действиях были злейшими выразителями автократических приемов власти, страдая в то же время общеказачьей склонностью к демагогии и политиканству»[283].
Материальное положение офицеров на Востоке России в обстановке Гражданской войны было чувствительным – жалованья многим не хватало даже до прожиточного минимума.
Возвращение офицерам прежних знаков различия, в частности погон (в Народной и Сибирской армиях их не носили, опасаясь возможных эксцессов), проходившее осенью 1918 г., воспринималось населением неоднозначно. Генерал М.А. Иностранцев вспоминал об увиденной им ситуации на базаре в белом Томске: «Какая-то торговка вовсе не революционного, а скорее буржуазного типа, увидав одного казачьего офицера, проходившего мимо нее в новых, блестящих погонах, громко сказала другой: “Опять офицерá погоны надели, как при царях, опять нашему брату плохо придется!” – а стоявший тут же сибирский
ГА РФ. Ф. Р-176. Оп. 4. Д. 9. Л. 70.
Так в документе.
РГВА. Ф. 39711. Оп. 1. Д. 4. Л. 117.
ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 243. Л. 2.
Записки Ивана Ивановича Сукина о правительстве Колчака // За спиной Колчака. Док. и мат. М., 2005. С. 462.