Дышу тобой. Александра Монро
мысли о заучке?
Разговоры с собственным подсознанием превращались в привычку, от которой хотелось поскорее избавиться. Слишком уж странной она была.
Он не хотел, чтобы за этим наблюдали в коридоре, потому что такое скопление людей могло бы привлечь внимание учителей. А беспокоить лишний раз мать ему не хотелось. Это правильное оправдание. Именно оно. Насрать на Ковалеву.
– Чего-то хотели? – поинтересовался Туманов.
Блэк, заметив насмешливый взгляд Фролова, решил позволить другу снять стресс, а заодно и повеселиться. В конце концов, ему не жалко. Хотя, нет, жалко. Он сам хочет увидеть в его глазах страх, когда он поймет, кто перед ним, кем он является, когда взмолиться о пощаде. Нет, он не передаст этого наслаждения Фролову, как бы тот не хотел выпустить пар.
Ему нужна разрядка.
И Туманов очень даже поможет ему ее получить, даже сам не подозревая об этом. Фролову придется найти себе свою собственную игрушку для битья. Хотя возможно, Макс отдаст ему и свою, когда она ему надоест окончательно, но сначала сам получит удовольствие.
– Прояснить кое-что, – саркастически ухмыльнулся Фролов. – Понимаешь, в чем дело, мой дорогой друг, у нас тут своя пищевая цепочка. И ты далеко не на вершине, доступно?
Губы Блэка искривила злобная усмешка. Любит же Ник всякие прелюдии. Да, Макс тоже любит поразглагольствовать на тему ущербности, морально унижать, втаптывать в грязь медленно и искусно, но сейчас был не тот случай. Сейчас ему не хотелось говорить, ему хотелось крови. Ему хотелось уже впечатать свой кулак в чье-то лицо.
Этот индивид влился в его команду. Посмел что-то ответить ему при всех. Строит из себя главного.
Макс и за меньшее наказывал.
А еще он общается с Ковалевой и ее дружками, машет ей своими клешнями в столовой. А это еще один повод для презрения. В память бумерангом ворвалось воспоминание о сладких губах, которые он тщательно пытался выбросить из своей головы навсегда. Ведь он хотел просто унизить ее, заткнуть, но никак не почувствовать того наслаждения, когда она ответила ему. Когда ее чертовы губы ответили, сминая его.
Что с тобой, Макс? Недотрах? Встает даже на заучку?
С этой проблемой ему реально необходимо было что-то делать, потому что так больше продолжаться не должно. Он не должен больше думать о том, какие у нее губы на вкус. Он должен думать только о том, как уколоть ее побольнее, как заставить рыдать. А она ведь не заплакала. Он вдруг четко зацепился за эту мысль, которая удивила его.
Сколько раз он видел, как после издевок, грубых оскорблений, уязвленная Ковалева убегала от него со слезами на глазах, иногда даже откровенно рыдая. Какого хрена она не заплакала, когда он позволил себе так ее унизить? Почему не вырывалась до последнего? Почему просто ответила? И самое главное «почему» на данный момент. Почему он позволяет ей сидеть в его мыслях?
Он не понимал, как ему удалось тогда оттолкнуть, сказать ей что-то оскорбительное, когда желание нагнуть ее прямо на том балконе было настолько невыносимым, что пах пульсировал болью. Но он был