Судьба такая. Иван Карасёв
кабины прямо в осоку, сжимавшую грунтовую дорогу с обеих сторон. Пахло свежим летним утром, роса уже лежала на сгибавшейся под тяжёлой ношей траве, ещё не рассвело, но из ближайшей рощи доносилось деловитое щебетанье птиц. «Совсем как не война, как будто нет её вовсе! Птички поют, зачем люди убивают друг друга? Ведь жить так хорошо!» – подумалось. Но лирические настрой души прервала передаваемая солдатским многоголосием команда:
– Строиться в походные колонны, повзводно!
– Второй взвод, в походную колонну по четыре становись!» – это уже раздался зычный голос Савельева.
Подразделения построились и двинулись по сузившейся дороге на запад, туда, где временами гремела пушечная канонада. Через полтора часа марша стали слышны редкие пулемётные очереди, фронт не спал, он ждал их, ждал, чтобы бросить в жерло этого бурлящего огнём вулкана очередную порцию солдатского мяса.
Но тогда до передовой они не дошли, полк сосредоточился в сосновом бору. Широко расставленные деревья своими густыми кронами скрывали бойцов от авиации, но совершенно не мешали передвигаться, даже местами позволяли спокойно разъезжаться орудийным упряжкам с пушками и передками. Дивизионная артиллерия на гужевой тяге догнала их только к вечеру. Видимо, её задержкой и была вызвана дневная пауза.
В тот день Лида с Ниной пошли на Волгу стирать и полоскать бельё. Мать тащила корзину с основной стиркой, дочка несла детские вещи в специально сшитом для неё рюкзачке. Водопровод не работал уже две недели – в водонапорную башню попала бомба, разнеся в пыль и каменную крошку половину строения. Маленькую Люсю оставили у соседки, та сама вызвалась присмотреть за ребёнком. «Где двое, там и трое, я их угомоню, – кивая на своих ребятишек, протянула она своим неместным, окающим говорком, – иди, Игнатьевна!»
Идти было довольно далеко, и временами они прерывали свой путь, дабы перевести дух. Одна остановка получилась внеплановой и достаточно длительной: они наткнулись на разгружавшуюся колонну санитарных машин – обычных грузовых «полуторок», ещё недавно возивших кирпичи или мешки с цементом на какую-нибудь стройку. Санитары брали раненого под руки, осторожно спускали его из открытого борта на специально сколоченный помост, потом двое других солдат с бело-красными повязками на рукавах перекладывали страдальца на носилки и тащили в здание техникума, превращённого в армейский лазарет.
Мать с дочкой, сами того не заметив, остановились напротив суетившихся людей и молча наблюдали за ними. Те продолжали свою работу, раздавались короткие, но ёмкие слова: «Давай! Принимай! Держу! Взяли!» Некоторые раненые постанывали, один кричал во весь голос, другие молчали, иные вообще были без сознания, и их застывшие, безжизненные лица отсвечивали пугающей бледностью под ярким летнем солнцем. Временами слышались жалобные просьбы:
– Воды!
– Братцы! Попить дайте!
В ответ руководившая