За тридевять земель. Екатерина Мекачима
Главное, юбку маменькиного сарафана не опалить. А то ведь ругать будет, храни меня Сварог!
– Главное самой не опалиться, – заметила Лучезара, и Лад кивнул.
– Да разве когда опаливались? – удивилась Марфа, и молодые люди пошли по улице.
– Опаливались, – ответил Всеволод. – Ты забыла, как в том году пламя взметнулось, когда Марья прыгала? От де́вицы только черевички остались.
– Тоже мне басни травишь! – покачал головой Лад. – Не было такого. Марья сама в огонь шагнула – ум её давно у Сварога был!
– Да, Марья странная была, всё о русалках да о леших толковала, – согласилась Лучезара. – Но где это видано, чтобы сам человек в огонь ступал? Прав Всеволод – пламя разбушевалось да спалило её.
– Наверное, ветер сильный подул, – предположила Святослава. – Вот и взметнулось пламя.
– Да никогда прежде Стрибог так не поступал! – отрицательно покачал головой Лад. – То Марья сама в огонь шагнула. Ведь все знают, что она Ивана любила, а он за Яролику посватался.
– Конечно, – кивнула Забава, – разве нужна Ивану юродивая, что в русалок верит и с водой беседы ведёт? Марья одинокая была, даже дома не жаловали, вот она и наложила на себя руки.
– Наверное, так Боги на Марью свой взор обратили, – пожал плечами юный Богдан. – Пожалели деву.
– Ну, скажешь ещё, – возмутилась его сестра. – Навью она стала, раз сама себя убила. Богам подобное не по нраву.
Мирослава невольно замедлила шаг: беседа, которую вели юные сварогины, была не по душе ей, овевала льдом и тоской. Но молодые люди так увлеклись, что даже птиц не отпускали и веснянок не пели – они стали спорить о том, как погибла Марья на празднике год назад.
– Не любишь страшные истории? – тихо спросил Мирославу Вель, и она от неожиданности вздрогнула.
– Не люблю, – нахмурилась Мирослава. Слова сестры её особенно печалили, но она не сказала об этом Велю. – Да и зачем подобное в праздник обсуждать? – девушка взглянула на Веля, который мягко посмотрел в ответ.
– Согласен, – кивнул Вель. – Весну надо звать, а не мёртвых поминать.
– Не хотела я и весну звать, – вздохнула Мирослава. – Сестра заставила, – призналась она.
– Неужели такой красе, как ты, гулянья не милы? – удивился Вель.
– Нет, мне гулянья не милы, – покачала головой Мирослава. – Вот сестре гулянья по нраву!
– Знаю, – улыбнулся Вель. – Забава частенько тёплыми ночами с подругами по селу до утра гуляет.
– Она у меня такая, – улыбнулась Мирослава.
– Неужели родители её ни разу не ловили?
– Сама диву даюсь! Может, она волхвованию где научилась? – рассмеялась Мирослава, за ней и Вель.
Забава обернулась на смех и на мгновение замерла. Но тут же взяла себя в руки, замедлила шаг и, взяв у Мирославы из коробка птичку, протянула её Велю.
– Я знаю, юноши не отпускают птичек в небо, – проговорила Забава, вставая между сестрой и Велем, – но, может, угостишься?
– Угощусь. –