Национальный состав Красной армии. 1918–1945. Историко-статистическое исследование. Алексей Юрьевич Безугольный
таять из-за дезертирства и перехода горцев на сторону восставших[392]. По этой же причине из региона была выведена и формируемая Дагестанская сводная бригада. «В связи с ненадежностью населения» в нее в августе и сентябре стали набирать русских военнослужащих, отложив призыв местных жителей на будущее[393]. Военком Дагестана Смирнов настаивал на экстерриториальном содержании национальных частей: «Очень важно – это вывод из Дагестана формируемых частей, ибо они никогда не будут воспитаны и постепенно все дезертируют»[394]. В середине октября 1920 г. Дагестанская сводная бригада в составе свыше 900 бойцов и 1300 нестроевых «едоков» была срочно («пока полки не перешли на сторону абреков») погружена в эшелоны и отправлена в Ростов, где продолжила формирование[395]. Самый «нетвердый» 1-й кавполк, даже не дожидаясь подачи составов, был пешим порядком отправлен в Грозный[396].
Причины столь быстрого разложения горских частей Красной армии, еще совсем недавно блестяще проявивших себя в партизанской борьбе с деникинцами, крылись в катастрофическом несовпадении их ожиданий от советской власти с реальностью. Довольно точно уловил мотивацию горцев, поддержавших советскую власть с оружием в руках, Н. Гикало – большевик-подпольщик, организатор красного партизанского движения в Чечне, отлично разбиравшийся в настроениях местного населения. По его словам, горцы ждали от большевиков немедленных, «прямых и непосредственно личных (благодаря большому непониманию) благ»[397]. И такие обещания им действительно щедро раздавались при формировании отрядов. Один из красноармейских политработников так описал формирование партизанского отряда в Чечне: «Тов. Эллердов (чеченский большевик. – Авт.) начинает организацию туземного отряда, подписывая с организаторами договор, в котором он обещает им все блага земные и обещает им, что дальше своего аула им выступать не надо будет» (здесь и далее курсив мой. – Авт.)[398]. Хотя советская власть и была желанна большинством населения, ожидания от нее строились прежде всего на антитезе добровольческой политике, а не на социалистических идеалах. Дагестанский большевик М. Кундухов сформулировал их так: «Население ждет истинного порядка и культуры… Большевизм становится чуть ли не религией бедняков…»[399] (курсив мой. – Авт.). Пытавшийся разобраться в политических предпочтениях чеченцев начальник политотдела 33-й стрелковой дивизии С. Каменский пришел к парадоксальному заключению: «Отношение населения, отличающегося крайней некультурностью, в целом к Советской власти хорошее, к Красной армии отрицательное, вследствие абсолютного непонимания задач ее. Отношение к коммунистам хорошее, к большевикам – плохое…»[400] Неискушенные в российской политике горцы были неспособны уловить грани и оттенки пестрой российской политики времен Гражданской войны.
Первый же опыт взаимодействия с советской властью, даже если он не был насильственным, принес разочарование:
РГВА. Ф. 28108. Оп. 1. Д. 42. Л. 1–4.
РГВА. Ф. 28108. Оп. 1. Д. 42. Л. 1–4.
РГВА. Ф. 28108. Оп. 1. Д. 42. Л. 15.
РГВА. Ф. 109. Оп. 4. Д. 17. Л. 1.
РГВА. Ф. 195. Оп. 3. Д. 312. Л. 15, 35, 41.
ЦК РКП(б) – ВКП(б) и национальный вопрос. Кн. 1. 1918–1933 гг. М., 2005. С. 140.
РГВА. Ф. 39247. Оп. 1. Д. 2. Л. 5.
Цит. по:
РГВА. Ф. 39247. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.