Санчо-Пансо для Дон-Кихота Полярного. Анна Ткач
сейчас-то не сбежит – и меня, разумеется, немедленно с энтузиазмом понесло отвечать по второму билету, о ревмококках, об их локализации, и что такое миндальный лимфоэпителий, уникальная пористая ткань, и каким образом ее промывают… И ингридиенты для раствора: йод, соль, лакричная настойка, жаль – новейшего солянокислого кристаллического порошка нет!
Викентия Андреевича, которому я вечный должник, пользую.
– Ах, не того ли патриархального надзирателя… – догадался Колчак, осекся, махнул в мою сторону ресницами, но счел что все равно уже непоправимо проболтался и закончил: – который меня в соответствии с Табелем о рангах титулует?
– Того самого, если вицмундир носит, – ухмыляюсь. Интересно, что патриархальный – никакой он не надзиратель, надзирателем я его служить пристроил, он при царе начальник тюрьмы был, а генералам "верховного" не по вкусу пришелся, на пенсион живо спровадили… – адмиралу успел обо мне наговорить?.. Небось с три короба, я у него на языке надежно сижу. – Он меня пожалел когда-то… – счел нужным успокоить арестанта, испугавшегося тюремщика скомпрометировать.
А испуганный оглядел меня с большим любопытством в очередной раз и говорит:
– Я согласен, доктор, промывайте… А что за солянокислые кристаллы такие? – это называется – сам напросился. Я небрежно говорю:
– Кристаллы?.. Диэтоксидиаминоакридина кристаллы…
А он вдруг как фыркнет себе под породистый нос:
– Морока-то до чего раствор получать… Молочный что ли..?
Ничего себе у нас адмиралы водятся в фармацевтике образованные!
Моя обалдевшая рожа ему не понравилась, не любит Колчак злорадствовать:
– Я же минер по специальности, – говорит осторожно.
Ну минер, ну и что, слыхал, да и кто в России того не слышал, как он вражеским кораблям проходу не давал, хотя… Хотя логически: если во взрывчатых веществах разбирается, то и вообще химию должен знать?
Получается, должен и знает отлично.
Думаете, он унялся?..
– Вы где служите, господин комиссар, – вдруг заявляет решительно – я вмиг понял: это он предыдущими вопросами себя настраивал, а главный-то вот выглянул: – в "чрезвычайке" конечно?..
– Председатель губчека, – киваю с запинкой, потому что аж две недели в должности: колоссальный опыт…
Колчак завозился, пытаясь сесть. Тоже мне официоз. Придержал его, он щурится, нравится ему моя забота, потом в глаза мне пристально заглядывает – и совершенно серьезно, вот партбилетом клянусь, что именно так и сказал:
– Я должен просить у вас прощения, господин председатель ЧК. Я очень плохо о вас думал.
А уж мы-то о нем как думали…
– Квиты, – только и смог я с чувством пробормотать.
Он, неугомонный, все же уселся. Явно жалея, что встать по стойке смирно затруднительно.
Я как брякну впопыхах:
– Лежите, когда надо будет, я сам вас посажу! – а это, дорогие товарищи потомки, в наше время была недопустимая двусмысленность среди всех, имевших отношение к заключению,