Санчо-Пансо для Дон-Кихота Полярного. Анна Ткач
от него пахло, от платья – сладковатым, японским, с папирос "Атаман", на коробке которых залихватски топорщил усы лысоватый и быковатый читинский самопровозглашенный каторжник, его Колчак, слыхал я, называл исключительно по инициалам: Ге Эм, интересно какие слова он шифровал… Страшно подумать! – Куревом случайно вы не балуетесь, Анна Васильевна?.. – осведомляюсь как бы между прочим.
А она особа чутливая: съежилась, повздыхала… Повинилась:
– В дороге курила… недолго. Последние дней десять… Вы думаете… Из-за этого?..
– Из-за голода… – скрипнул я зубами, осторожно косу ей погладил, понимая, что зарычу вот сейчас от бессильной ярости, и как сдержаться?.. Табачный дым чувство голода заглушает – тошнотное, тянущее, сосущее, умопомрачительно ознобное, а в ледяном пыточном вагончике еще и замораживающее до самых-самых косточек. А огонек папиросы сулил обманчивое тепло, и от горького ядовитого дыма словно сытнее становилось… Не было в чешском вагоне второго класса ни дровинки, ни куска хлеба. Были лишь папиросы в коробках с портретом разбойного атамана Семенова…
Наверное, регулярно являлись в этот вагон чехи. Топили печи – только чтобы слегка согнать с замерзших до хруста стен обындевелость. Кидали узникам кусок черствой черняшки:
– Вы будете передавать нам полномочия охранять золотой запас, адмирал?.. Натыкались на непреклонное:
– Нет!.. – из кровоточившего пересохшего рта – и уходили… И бросали многозначительно, уходя:
– Рекомендуем думать, адмирал. Хорошо, сильно думать! – или так еще говорили, наверное:
– Вы очень жестокий человек, адмирал! Вы не любите свою женщину! Скрежетливый поворот трехгранного вагонного ключа – и снова ползет по второклассным суконным стенам вкрадчивый иней. К концу пути сукна почти не осталось, Колчак его ободрал и сжег. И купейную дверь исщербил…
Каким-то очень странным ножиком…
Пока на станции Иннокентьевской, за три дня пути до Иркутска, не поднялись в вагон партизаны Василия Ивановича, не порубили топором на дрова все двери, не сварили в мятом котелке жилистый темный комок вяленого лосиного мяса… Они не хотели сначала признать адмирала в истощенном седом старике с беззубым провалившимся ртом, говорили, что хитрый Колчак вероломно прикрылся больным дедом в солдатской шинели, да еще и голодной девчонкой не постеснялся прикрыться – и тогда старик энергично сказал им несколько очень интересных и экспрессивных словечек!
Очень своевременные были слова. Если убрать непечатность – приказ не валандаться с отоплением и обедом, а скорее занимать тормозные площадки на бронированных вагонах…
Заминированных предусмотрительно вагонах – и схемы минирования в одной преждевременно поседевшей голове, в которой (не спрашивайте, откуда знаю, не отвечу…) железные вагонные колеса много дней и ночей хрустко выстукивали: доехать! Дожить! Передать! Доехать-дожить-передать!.. Доехатьдожитьпереда…
Чтобы в России отныне никто никогда не голодал! Чтобы никто не замерзал насмерть…
За один