Одиночество вместе. Дмитрий Андреевич Варюшенков
одимость пережить это тоскливое время. Андрей выходил курить на заваленный хламом балкон, закрывал глаза и вспоминал прошедшее лето – с закрытыми глазами было похоже.
Да, он не любил осень. Уже с августа он начал беспокойно поджидать эту пору увядания, а к октябрю непонятная тревога овладела им, поселилась глубоко внутри и все никак не уходила. Андрей не мог найти ей объяснение, пытался добраться до истока волнения, до первопричины, выстраивал логические цепочки, но ответа не было, и скинуть с души ноющую тяжесть никак не удавалось. Волнение росло в нем с каждым днем все больше и больше.
Этой осенью Андрей часто не мог уснуть по ночам. Он лежал на своей половине кровати на скомканной простыне, вслушивался в тишину и всматривался в темноту за окном до тех пор, пока темнота эта, наконец, не светлела, превращаясь сначала в сумрак, а потом и в серый рассвет. Рядом, свернувшись калачиком, спала его жена Мариша. Время от времени Андрей прижимался к ней, и тогда ему становилось немного легче. Он засыпал на час-другой, и просыпался, когда Мариша нехотя вставала на работу и исчезала до вечера.
С утра волнение отступало, оставляя лишь неприятный осадок на целый день, мутные разводы, словно на плохо вымытом зеркале. С наступлением сумерек напряжение вновь сковывало, и тревога накатывала с новой силой. И так изо дня в день, последний месяц особенно.
– Это невыносимо! – жаловался Андрей Марише, – какое-то предчувствие плохое… прямо гложет изнутри. Измаялся…
– Ну, Андрюша, дорогой мой, успокойся, – утешала Мариша. – Все же в порядке.
– Да, в порядке. То ли осень… Не знаю. Аж досадно. Ни с того ни с сего. Понять не могу.
– Что тебя тревожит? Не хочу, чтобы ты так переживал. Ну, хочешь, я погадаю? Посмотрим, чего ждать.
Андрей кивал, послушно усаживался к кровати, пока Мариша доставала колоду. Андрей тянул карту.
В ту ноябрьскую ночь он тоже долго не спал. Стараясь отвлечься, смотрел телевизор до тех пор, пока сон сам не закрыл его глаза. Уже в смутных сновидениях он сделал последнее усилие – интуитивно нашел на пульте нужную кнопку и выключил экран.
На следующее утро было много дел. Зная, что будничная суета заслонит ненавистное волнение, заставит ослабить удавку, Андрей был активен и бодр. Не весел, нет, достаточно угрюм и сосредоточен (он опасался, что сезонный недуг может в любую минуту дать о себе знать), но деятелен. Он сновал туда-сюда по переходам метро, пытаясь везде поспеть, обгонял и натыкался на спины людей в шерстяных пальто и лакированных куртках. Он стоял на перронах, глядя в черную дыру туннеля, дожидаясь, когда заблестят от света пока еще невидимого поезда две ниточки рельсов. Если поезд задерживался более чем на две минуты, Андрей нервничал и показывал в приближающееся окно машиниста средний палец.
Заходя в вагон, он первым делом надевал наушники и отключал окружающее. Последнее время он подсел на испанскую гитару. Испанские мелодии освежали, словно прохладный душ, уносили на вольные просторы далекой прекрасной страны. Испанские мелодии расплескивали вокруг яркие светлые краски и зажигали каким-то даже смыслом и радостью унылые лица трясущихся в вагоне, погруженных в транс людей. Андрей то и дело проверял сумку на боку, придерживал рукой. Есть тут в метро охотники до чужого добра. Однажды, только вышел на Таганке, глядь – ни кошелька, ни паспорта. Кто-то успел разжиться мелочью, которая оставалась в стареньком потрепанном кошельке. Кошелек он нашел неподалеку – выкинули пустой. Ловко сработано. А в полиции сказали – не нужно писать, что украли, – волокиты много будет, а все равно ничего и никого не найти. Лучше заплатить штраф, как за утерю паспорта. Андрей, собственно, и не ожидал от стражей порядка ничего иного, и заплатил штраф.
Иногда Андрей осмеливался выехать в город на своем маленьком старом «Рено». Так было, конечно, намного приятнее и комфортнее, но ездить по будням на машине – значило потерять весь день в пробке, ничего толком не сделав, и вернуться домой с пустым баком и на грани нервного срыва. В метро дешевле и быстрее…
Разобравшись с делами, прежде чем снова нырнуть в подземку и поехать домой, Андрей решил позвонить отцу в Питер. Он не звонил родителям уже почти неделю, а родители не звонили ему. Ни он, ни они не хотели лишний раз вмешиваться в личные будни друг друга. И все же срок подошел – нужно было удостовериться, что все в порядке, все идет как обычно, и родители все так же благополучно ведут свои размеренные спокойные дни в дождливом промозглом Петербурге. Он достал из кармана джинсов телефон и набрал номер. Отец взял, как обычно, слегка помедлив. Андрей знал, что, услышав звонок, он, щурясь, деловито всматривается в экран, силясь разглядеть, кто звонит, потом не спеша нажимает на кнопку указательным пальцем одной руки, держа телефон в ладони другой, не спеша подносит к уху, и только затем, коротко кашлянув, спрашивает: «М-да?», растягивая первую “м”, будто в раздумье.
– Привет, батя. Как дела? – спросил Андрей привычной фразой, услышав отцовское «м-да».
– О, Андрюша, привет, – начал отец обрадованно, и тут же замялся. Голос у него был хриплый, глухой, совсем не такой бодрый, как всегда, когда Андрей говорил в трубку в очередной раз «Привет,