«Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!. Валерий Киселев
пять убитых, восемнадцать раненых, есть безнадежные, – глухим, не своим голосом ответил он.
– Да, много… Но как ты семь танков подбил? Артиллеристы помогли?
– Какие артиллеристы? А, эти… Они в конце боя подошли. А может быть, они все и повернули, не знаю.
– Сосед твой три танка подбил, слышишь? Они нигде не прошли у нас, ты слышишь, Вольхин? Удержались мы!
«И как мы только удержались… – подумал Вольхин. – Люди железные».
– Ты проверь все в обороне, возможно, еще пойдут сегодня. Бутылок я тебе пришлю – ящик! – услышал он голос Осадчего.
Подошел лейтенант Терещенко.
– Спасибо, Борис. Выручил, – сказал ему Вольхин.
– Что мне, ты Ленскому говори. Как он здорово эти два танка саданул! Между прочим, последний был у него десятым с начала войны…
В этот день дивизию полковника Гришина немцы больше не атаковали. Тихо было и на следующий день.
«И как это не сбросили нас в Десну, – удивлялся капитан Шапошников, – ничего же у нас нет, воюем голыми руками…»
– Товарищ капитан, – вывел его из раздумий лейтенант Тюкаев, – Терещенко предлагает сходить на Судость, там ивановцы, должно быть, много чего оставили, а вытащить можно.
– А что – дело! – ответил Шапошников.
Кустов говорил ему, что остатки Ивановской дивизии после тяжелейших боев отведены к Трубчевску и занимают теперь всего два километра фронта. А была – свежая дивизия… После отхода с Судости много своего снаряжения и техники оставили у реки, часть людей дивизии перешли к полковнику Гришину, остальных спешно переформировывали в Трубчевске.
– Подготовьте несколько групп и этой же ночью, пока нет сплошного фронта – сходите, – распорядился Шапошников.
– Можно с повозками? – спросил его Терещенко.
– Возьми с десяток. Может быть, снаряды попадутся.
А на рассвете в расположение полка Шапошникова вернулись все группы, ходившие в поиск на Судость, и сходили они не напрасно. Удалось перетащить пять исправных орудий, три кухни и десять подвод со снарядами. Четверо «безлошадных» шоферов-грузинов вернулись на полуторках, счастливые, словно по невесте отхватили.
– Это как же вы сумели? Не у своих ли угнали? – спросил их Шапошников.
– Там еще есть! – ответил один из водителей.
«Ну и ивановцы, вот дали нам подлататься-то…» – довольно подумал Александр Васильевич.
– Агарышева убило, – подошел к нему Терещенко, когда шоферы отъехали.
– Как же так, Борис Тимофеевич, такого парня… Ну, что же вы… Как я теперь его матери напишу: единственный сын!
Лейтенант Николай Агарышев, командир похлебаевской батареи, весельчак, удалец, любимец бойцов, лежал на телеге, покрытый с головой шинелью.
– Единственный и погиб… Напоролись на засаду у Магара. Прямо в лоб пуля. Старик подвел: спрашивали дорогу на Погар, а он, глухой, показал на Магар. Ну а там немцы.
– Похороните его как следует. Матери я сам напишу, – сказал Шапошников и вспомнил ее,