Сей мир. Стена. Игорь Олен
Мехмет, хочешь выстрелить? – нервно дёрнувшись, петухом вскричал молодой человек в перчатках чёрного цвета и в форме хаки на травяной косе у костра, в прищур следя оппонента.
– Нэт! – просмеялся тот.
В сером сборище, что стояло на выкосе, отошли от чеченцев местные жители. К Квашнину обратился старческий голос некой старухи:
– Ты бы сказал что.
– Цыц!! – оборвал её дед с клюкой и со сросшимися густыми, высветленными бровями. – Я тут жил в Квасовке в среднем доме! Я тут от предков жил! Мой отец был герой, ревкомовец. А мой сын был випарь, вы знаете. Вас кормил-поил, водки лил вам немерено. Так, Толян и Колян? поил вас? (Те покивали). Сын мой, он церковь Пантелеймона в вашем Тенявино и завод в Флавске делал, чтоб вы работали. Нас, Закваскиных, каждый знал… Отъебись!! – оттолкнул он художника, подступившего с шёпотом. – Ваш Квашнин тут сдыхал, мудак, голый бегал ночами, да и теперь он бегает, потому как придурочный. Он богатым стал – а мой сын запропал-исчез. Ваш Квашнин ухайдокал, сына-то!! – тряс клюкой старик, стервенея. – Сын бы был – тут Мехметка хвалился бы? Сын его бы урыл к херам! А теперь этот деньги жгёт!! Ведь мои это деньги!! – И пятернёю старый вцепился в ворот рубахи. – Жгёт… Мои деньги!.. Он их у сына взял!!
Все воззрились на деньги, что подлетали в искрах и в пепле и плыли дымом в знойные выси. А Разумовский думал сурово: где же полиция, что видна близ «УАЗика» на яру вверху? где иная власть, хоть бы в синем костюме банковский служащий, зрящий порчу наличности, чтоб составить в итоге акт ликвидации некой суммы с номера «икс» по «игрек»? Да и не «некой» ведь! По всему – миллион укрощающего зло средства.
– Жалкий, – он произнёс, – актёришка. Сжечь громаднейший, миллионный труд, заключённый в банкнотах… Псих… Сумасшедший гнусный Квашнин… Безумец! – Это он говорил Крапивину, утиравшемуся от пота и вместе с ним в Лас-Вегасе наблюдавшего Квашнина в игре.
– Похоже, – с ходу признал тот, – это спектакль ненужности денег и частной собственности вообще.
– Вне всякого, он безумец, он ненормальный, – жёстко суммировал Разумовский и вдруг услышал от обернувшегося монаха с розовым детсковатым лицом, с голубенькими глазами около вострого детски носика:
– Это как поглядеть на них, на безумных.
– Я повторяю: он сумасшедший. Сей факт бесспорная очевидная данность.
– Нет, – молвил старец, – этаких данностей.
– А вы кто? Вы эксперт, смотрю? – заклеймил Разумовский, глядя сурово, ибо абсурд брал силу; всё мнилось бредом.
– Я мимоходом, шедши в обитель, как изъяснял уже. Многогрешный Зосима я…
– Вы из тех, смотрю, для кого Земля плоская?
– Она плоская-то и есть, – был вздох в ответ. – Провели шаровидность менталитетом… Вот, хоть у ней спроси, какова Земля. – И монашек коснулся светлых косм Даны, стывшей поблизости.
Та