Чужая невеста. Григорий Жадько
хорошее, а не тюкает, – заключила Лида, не вытирая губ.
– Не дошло еще, – предположил Данила и взял ее за ладошку.
– У нас есть наверно пару часов.
– Понятно!
– И хотелось бы чтобы ты был хороший! – заявила она без улыбки, как будто речь шла о чем-то обыденном.
– Да ладно ты! – смутился Данила, вспоминая свой солдатский забег.
Лида запустила ему руку под рубашку. Рука была теплая.
Он опустился на пол, поцеловал ее колени и вдруг почувствовал горячие капли у себя на затылке.
Это было так неожиданно.
– Ты что? – повернул он к ней лицо.
– Извини! Не обращай внимания.
Она смахнула локтем остатки слез и быстро допила второй бокал.
– Ты сегодня мой!
– Да!
– А остальное не важно. Иди ко мне. Я уже не плачу. Правда.
Он раздевал ее бережно, успевал все рассмотреть, а она была вялая инертная и смотрела в окно.
– Что с тобой?!
– Это плохо что мы с тобой.
– Ты думаешь о нем?
– Я ни о чем не думаю, – сухо промолвила она. – Просто год.
– Что?
– Год, это уже большой срок?
– Наверно.
– Год и два месяца! А так бы я никогда, – она положила руки между ног. – Думаю, что никогда. Тебе брат все рассказал?
– Ну так. Да. В целом.
– Ты меня осуждаешь?
– Чепуха. О чем ты. Да и кто я такой?
– Ну в общем? – усмехнулась она.
– Конечно нет, – искренне уверил Данила ее.
– А почему по закону три года ждать?
– Ну это когда просто потеряшки, – задумчиво протянул Данила. – Мало ли что. Бывает.
– Иногда я думаю, что он жив. Но он не жив, я знаю точно! – заявила она жестко. – И его родители меня не осудят!
– Пойдем в другую комнату, – предложил Данила, чтобы закончить этот разговор.
– Да! Возьми пожалуйста мою одежду. Подожди еще бокальчик.
– Не стоит.
Данила мешал пройти ей к столу увлекая в комнату.
– Ну подожди, подожди. Сейчас, – сопротивлялась она.
Она выпила еще полбокала и глаза ее наконец слегка затуманились.
– О! Я забылась! А ты постарался. Я лохушка уже совсем голая! – удивилась она и легкий румянец запоздало проступил на ее щеках. – Я в таком виде даже перед мужем стеснялась появляться.
Худенькая, белая, без грамма загара, с далеко отстоящими коричневыми пятнами вздернутых сосков, она шла и грудь ее качалась в такт шагов и все у нее было не женское, а девчоночье, непорочно естественное и не растраченное. Даниле хотелось целовать ее в грустные глаза, длинные ресницы, опущенные в пол, в повисшие безжизненно руки, узкие ладошки лодочкой, что она как провинившаяся школьница прижимала к бедрам.
– Иди не бойся! – еле слышно бормотал он.
– Я боюсь? – удивилась она.
– Ты покраснела.
– Фигня! – выпалила она.
– Я же