Перекати-моё-поле. Борис Споров
Зато мои товарки вмиг скрутили Васю с товарищами и утянули в свою крепость – а они, похоже, и не противились.
Бабы, наблюдавшие за сражением, от души смеялись.
– Полонянок в кошовку по три с охраной – отвезем в Лисий овраг! – гремел командующий.
И мне представились – волки! Но нет, он шутит! И потянули своих пленниц к санкам. Они тоже уже не пищали, только отмахивались от наших липучих рук.
И началось катание на Орлике: в один конец Смольков одних, в другой – других! Все мы задыхались от восторга: как на крыльях носился Орлик! Из-под его копыт летели в нас тяжелые ошметки снега – и скорость отзывалась свистом в ушах!
Но это не все! Нас ожидали блины со сметаной! Аннушка из кастрюли выкладывала по блину на подставленные ладони, а Настя деревянной ложкой из миски сдабривала блин сметаной! Вот уж блины, так блины! И кто только их пек! Блинами угощали всех – и детей, и матерей! – пока не кончились… И это не все! Появились дровешки, ледянки – и понеслись с горушки мимо школы – вплоть до поймы! И за все время однова кому-то лишь нос расквасили.
Командующий с Витей привезли на Орлике соломенное чучело зимы. Воткнули кол с чучелом в снег и подожгли. Так что перезимовали – и все живы!
Великий пост, молозиво и молитва
– Вота и Великий пост, да ведь все одно – что пост, что не пост. – Федя шмыгнул носом и вскинул голову. – Один ехор-мохор.
Наступил Великий пост,
Поджимай, Федянька, хвост!
А если в брюхе будет пусто,
Выгребай тогда капусту.
Мамка баит неспроста:
Не прожить нам без Поста! —
подхватил Симка.
Они шли впереди с Витей в обнимку, и оба скользили по обледенелой дороге. Федя и ухом не повел на припевку, как обычно, он жил своим ладом и вел свою стезю.
– Молозиво, чай, будут хлебать, а мясцо да яйки – квелые… Манечка! Давай сумку! – крикнул он отставшей сестре и приостановился, выжидая. – Что молозиво? А это когда вот корова отелится, то у нее поначалу для теленочка молоко идет густое, жирное и скусное, потому как с кровью – его и надобно бы спаивать теленку. А ныне скармливают малым, а то и сами хлебают как простоквашу… Я не особливо люблю молозиво – приторное. Через недельку уже ничего… Великий-то, а потому как он до-о-олгий, до самой Пасхи… Пост, потом Пасха – солнышко играть почнет, яйками кокаться станем. Чье раскокается – тот и проиграл. И травка полезет – Милку выводить стану…
И так изо дня в день Федя говорил и говорил – перед праздником о празднике, в пост о посте, то есть на тему дня, и, казалось, он никогда не повторялся. Иногда я удивлялся: откуда все это ему ведомо?!
Я и тогда уже догадывался, но не мог ответить на вопрос, а чем же отличается Федина жизнь от моей, от нашей – ведь отличается! Что-то понял, когда спросил его:
– Федь, а ты тоже молишься?.. О чем ты, а?
Он в ответ и губы раздул:
– Так обо всем. Чего надобно, о том и прошу. – Федя помолчал, как-то робея сжался и вздохнул: –