Запах искусственной свежести (сборник). Алексей Козлачков
киноаппарата и пустой экран с пляшущей сероватой рябью. Но если отвернуться в темноту зала и зажмурить глаза, а потом, чуть-чуть погодя, повернуться вновь, то можно на мгновенье увидеть на экране идущий в тридцати метрах спереди девичий силуэт – в короткой юбке, с длинными волосами по спине и отличной, но поразительно несексуальной фигурой компьютерной куклы, исполненной в 3D-графике. Ни лица, ни запаха, ни звука. Я даже не помню, почему мы расстались…
10
Нужно было еще по меньшей мере десять лет, которые и прошли, а знать, прошло их даже больше, чтобы Барби советского образца медленно повернулась на экране памяти ко мне лицом, и расстояние при этом сократилось примерно до пяти метров, – и у нее оказалась чудесная грудь не менее чем четвертого размера (по советской же классификации), великолепие которой подчеркивалось глубоким вырезом платья, позволяющим увидеть долгую разъединительную полосу (сколько, должно быть, стараний разместить их соответствующим образом в лифчике!), столь же лучистые, как и в юности, глаза, правда немного уменьшившиеся в размере относительно лица, что происходит практически со всеми глазами на свете: они почти никогда не увеличиваются по мере проживания; алгоритм же моргания остался прежним, и даже следы «распахнутости» были еще очень заметны (впрочем, подозреваю, что эта самая «распахнутость» есть просто специальный косметический эффект загнутых кверху, как у кукол, ресниц), следы наивности, пожалуй, – тоже просматривались, но уже появилось в глазах нечто новое, если не печаль, то, совершенно очевидно, вдумчивость в тревоги существования и еще очень ясно – точное знание собственной цены. Кроме того, я впервые узнал о наличии у нее шеи, которая была не менее прекрасна, чем остальные фрагменты организма моей первой возлюбленной, но прежде ее закрывали распущенные волосы, которые ныне были забраны в тяжелый не тугой узел, и красота этих волос в узле поразила меня до головокружения и желания немедленно закурить. Вместе с шеей, совершенно новой чертой ее облика, еще был небольшой двойной подбородочек, который ее совсем не портил, а был еще в той начальной стадии разрастания, когда он лишь украшает облик зрелой женщины; и еще были полновесные и полнокруглые бедра, сочетавшиеся с невероятным образом оставшейся тонкой талией, – и если взглядом скользнуть от нее вверх, то узость талии подготавливала неожиданность впечатления от груди – оно было столь же убийственным, как в юности от ее «распахнутых» глаз, только тогда это было воздействие свежести и полудетской-полуангельской прелести, а здесь – совершенной женственности, распирающей корсеты плоти, словно это была сама аллегория чувственности. Стоило ей, поведя плечами, сообщить великолепной груди легкое колыхание, как все мужчины, в поле зрения которых она оказалась или смотрящие на нее в подзорную трубу, должны были бы падать замертво от резкого гормоноизлияния в мозг.
Мне захотелось уже не только закурить, но и моментально напиться от тоски и не-тебе-принадлежности