Я, депутат... Всенародный избранник. Александр Корчак
увидел, когда по этим, будь они неладны, по этим чертовым регионам начал ездить. Да и родился я тоже не в деревне, а на Украине, в Киеве, а потом всю жизнь прожил в Москве. Два института закончил, один из них, кстати, МИМО, знаешь хоть такой?
– А как же не знаю, знаю, и очень хорошо, у нас директор салона тоже его закончил. Хотя, может быть, и врет, но рассказывает, что тоже нигде не мог после его окончания устроиться на работу, везде говорит, блат нужен. Вот теперь мозолями и занимается. Он его еще МИМО денег называет, – весело рассмеялась она.
Марк Семенович опять погрузился в свои размышления, затем тяжело вздохнул:
– Да, это действительно так, по нашей специальности без блата практически невозможно устроиться по профессии, вот и я… – Он опять задумался, тряхнув головой, как бы освобождаясь от плохих мыслей, стал вспоминать: – А деревней мы называли нашу дачу. – Он улыбнулся, очевидно, вспомнил что-то приятное. – Сейчас там красиво, лес, река, уже, наверное, грибы пошли. Но, посмотрев на Эльвиру, неожиданно взорвался: – Ты что все стакан держишь в руке? Или пей, или поставь, тошно смотреть на тебя.
Она с удивлением взглянула на стакан у себя в руке, как бы впервые увидев его, рассеянно сказала:
– Просто я заслушалась, уж больно интересно ты все это рассказываешь. Я вот, можешь себе представить, почти всю свою жизнь в деревне прожила. И только год назад как в город перебралась, там сейчас и живу. Теперь меня в деревню и на аркане не затянешь, все, дудки, в Москве хочу жить.
Он протянул к ней руку, пытаясь забрать стакан с водкой.
– Слушай, лучше ты не пей, а то, как вчера, опять бузить будешь.
– А вот и нет, не дождешься, назло тебе и выпью. – Она, как бы играя, обвела вокруг рукой со стаканом и, разом опрокинув его, замахала рукой возле лица, – Ну и дрянь собачья, – выдохнула она, – дрянь, да и только, дай что-нибудь закусить.
Марк Семенович нехотя встал, подошел к столу, положил рыбу на хлеб и протянул ей бутерброд.
– На, дура, и завязывай с этим, а то плохо кончишь.
Эльвира опять шумно вздохнула и стала жевать бутерброд.
– Фу, какая гадость, эта ваша заливная рыба, – нарочито кривляясь, произнесла она. Марк Семенович с нескрываемым раздражением и брезгливостью посмотрел на нее. Эльвира же залилась смехом, сквозь который спросила его: – Что это ты нахмурился, Марк Семенович? – Отложив бутерброд в сторону, она пояснила: – Это же из Булгакова. А ты уж хотел было обидеться. Ай-яй-яй, нехорошо, классику знать надо. Знаешь что, брось-ка лучше мне вон тот апельсин.
Он опять встал, что-то проворчал и как заведенный, встал, пошел к столу. Но в этот момент из-за двери слышен громогласный голос депутата:
– Марк Семенович, где ты? Куда опять запропастился?
Марк Семенович бросил ей апельсин:
– На, держи. Кажется, начался новый день, а с ним новые мучения, пробудился мой боров. – Поправил перед зеркалом галстук, обреченно вздохнул: – Ты с ним сегодня не очень-то, нам надо еще до обеда в Думу заскочить, кое с кем встретиться, да и за командировку отчитаться. Все, я пошел. – И заворчал по дороге: – Ни