Чайка. Три сестры. Дядя Ваня. Вишневый сад. Антон Чехов
Я всегда вас читаю…
Аркадина
(усаживая ее возле). Не конфузьтесь, милая. Он знаменитость, но у него простая душа. Видите, он сам сконфузился.
Дорн
. Полагаю, теперь можно поднять занавес, а то жутко.
Шамраев
(громко). Яков, подними-ка, братец, занавес!
Занавес поднимается.
Нина
(Тригорину). Не правда ли, странная пьеса?
Тригорин
. Я ничего не понял. Впрочем, смотрел я с удовольствием. Вы так искренно играли. И декорация была прекрасная.
Пауза.
Должно быть, в этом озере много рыбы.
Нина
. Да.
Тригорин
. Я люблю удить рыбу. Для меня нет больше наслаждения, как сидеть под вечер на берегу и смотреть на поплавок.
Нина
. Но, я думаю, кто испытал наслаждение творчества, для того уже все другие наслаждения не существуют.
Аркадина
(смеясь). Не говорите так. Когда ему говорят хорошие слова, то он проваливается.
Шамраев
. Помню, в Москве в оперном театре однажды знаменитый Сильва взял нижнее до. А в это время, как нарочно, сидел на галерее бас из наших синодальных певчих, и вдруг, можете себе представить наше крайнее изумление, мы слышим с галереи: «Браво, Сильва!» – целою октавой ниже… Вот этак (низким баском): «Браво, Сильва…» Театр так и замер.
Пауза.
Дорн
. Тихий ангел пролетел.
Нина
. А мне пора. Прощайте.
Аркадина
. Куда? Куда так рано? Мы вас не пустим.
Нина
. Меня ждет папа.
Аркадина
. Какой он, право…
Целуются.
Ну, что делать. Жаль, жаль вас отпускать.
Нина
. Если бы вы знали, как мне тяжело уезжать!
Аркадина
. Вас бы проводил кто-нибудь, моя крошка.
Нина
(испуганно). О нет, нет!
Сорин
(ей, умоляюще). Останьтесь!
Нина
. Не могу, Петр Николаевич.
Сорин
. Останьтесь на один час, и все. Ну, что, право…
Нина
(подумав, сквозь слезы). Нельзя! (Пожимает руку и быстро уходит.)
Аркадина
. Несчастная девушка, в сущности. Говорят, ее покойная мать завещала мужу все свое громадное состояние, все до копейки, и теперь эта девочка осталась ни с чем, так как отец ее уже завещал все своей второй жене. Это возмутительно.
Дорн
. Да, ее папенька порядочная-таки скотина, надо отдать ему полную справедливость.
Сорин
(потирая озябшие руки). Пойдемте-ка, господа, и мы, а то становится сыро. У меня ноги болят.
Аркадина
. Они у тебя, как деревянные, едва ходят. Ну, пойдем, старик злосчастный. (Берет его под руку.)
Шамраев
(подавая руку жене). Мадам?
Сорин
. Я слышу, опять воет собака. (Шамраеву.) Будьте добры, Илья Афанасьевич, прикажите отвязать ее.
Шамраев
. Нельзя, Петр Николаевич, боюсь, как бы воры в амбар не забрались. Там у меня просо. (Идущему рядом Медведенку.) Да, на целую октаву ниже: «Браво, Сильва!» А ведь не певец, простой синодальный певчий.
Медведенко
. А сколько жалованья получает синодальный певчий?
Все уходят, кроме Дорна.
Дорн
(один).