Судьба амазонки. Milla Smith
ругательства. Одной рукой бабка с остервенением таскала за волосы несчастную девушку, а другой безжалостно избивала её вожжами. Девушка причитала, тщетно пытаясь освободиться от вцепившейся в волосы истязательницы.
– Ах ты, потаскуха! Глазки всем строишь? Я тебе их выколю! Стыда нет! Побоялась бы богов, коли людей не боишься! На что тебе красота? Род наш позорить? Зачем она тебе? Вот тебе… Вот. Вот… – старуха норовила бить по лицу, попадала по глазам и шее.
Девушка обессилела и начала медленно оседать. Люди смотрели и не вмешивались. Архелия больше не могла оставаться равнодушной свидетельницей истязания.
– Слушай, сейчас она её без глаз оставит, – заметила дочь барона как бы невзначай.
– Может, заслужила?
– Хватит, наверное, – Архелия направила лошадь прямо на безумствующую от «праведного» гнева старуху.
Пожилая женщина ничего не замечала вокруг, со всей силы стегая дочь, пока перед её носом не блеснул холодный металл клинка. Словно заворожённая, она замерла с занесённой рукой. Грудь её тяжело вздымалась, но старуха начала приходить в себя. В глазах появился страх, она отпустила вздрагивающую от беззвучных рыданий жертву и отступила на шаг назад. И вдруг, подхватив подол, бросилась прочь с места преступления с удивительной для её лет прытью. Наконец кто-то из толпы подал голос:
– Это её мать. Она всё время девушку прикладывает.
– За что? – повернулась к говорившему Архелия.
– Для острастки. Чтобы парней с ума не сводила.
– Интересно посмотреть, как она это делает. Специально или случайно выходит? – дочь барона пыталась разглядеть лицо плачущей девушки, но за разметавшимися белокурыми локонами ничего не было видно.
– Матери виднее. Имеет право уму-разуму дочь поучить.
– Так она твоя мать. При такой… врагам добавить нечего, – Архи сокрушённо посмотрела на размазывающую по щекам слёзы и кровь избитую красавицу. Они были почти ровесницы. – И в чём ты провинилась?
– Да к ней хороводом парни ходят, – ответил кто-то за плачущую девушку.
– Сами ходят, – всхлипывая, проговорила несчастная. – Таращатся, как идиоты, а мне попадает.
– Защитить никто не пытался? Есть ещё кто? Отец? Братья?
– Братья, но они не вмешиваются. Мать всё-таки.
– Ты считаешь, что можно продолжать так… жить?
– Мне некуда идти. И здесь больше не могу жить, хоть топись. Никого приворожить не хотела, а говорят, что свадьбы из-за меня расстраиваются. Приходят к нашему дому толпами, но никому не хочется меня замуж взять – мать слухи распускает. Сама придумывает, сама и бьёт до изнеможения. Врут всё, – девушка снова затряслась от рыданий.
– Кто знает. Смотрят или что ещё… Никто не сватается. Любуются через забор, а в жёны никто не берёт. Дурная слава о тебе. Ненадёжная ты, красавица. Несчастие в дом принести никто не хочет, – раздались голоса.
– Не пойму, восхищаются тобой или ругают, – Архелия наклонилась