И джиннам случается влюбиться. Дамир Жаллельдинов
я не стесняюсь! ― решительно заявила она, всё ещё заметно краснея.
– Ну ладно-ладно, как скажешь, ― поспешил успокоить сестру Сафар. ― Беги, скажи матери, что мы приехали.
Девушка в одночасье скрылась из виду в доме, куда вслед за ней вошли и мужчины.
– Ну вот, так мы и живём, ― сказал фаррахиец, когда они оказались внутри. ― Что скажешь?
Они стояли посреди помещения, которое, по-видимому, служило одновременно и прихожей и гостиной. Оно казалось более просторным, чем было на самом деле, главным образом, из-за скромного убранства. Здесь находились видавший виды диван, немного продавленный с одного бока, пара кресел по бокам от него, простой деревянный столик, служивший, видимо, журнальным, пара шкафов, несколько ваз с цветами. С потолка свисала на шнуре лампочка без плафона, ярко освещавшая помещение.
– Очень уютно, ― ответил Егор.
– Да ладно, ты наверняка подумал: «Какое убожество!» ― не так ли? ― весьма уверенно заявил Сафар.
– Нет, не так. Я сам живу очень скромно, в моей квартире есть только самые необходимые вещи. Но там нет того, что есть здесь, в вашем доме.
– И что же это? ― поинтересовался фаррахиец.
– Уюта, тепла, женского присутствия. А здесь по сравнению с моим жилищем гораздо приятнее находиться.
Сафар не нашёлся, что ответить. Но тут как раз вернулась его сестра. Она сказала:
– Мама очень обрадовалась, что ты вернулся, братик. Она во дворе, готовит поесть. Пойдёмте со мной!
Девушка повела обоих мужчин через узкий коридорчик на задний двор. Там, как раз посередине, из камней был сложен своеобразный очаг, где вовсю горел огонь, а над ним в котле варилась какая-то похлёбка. Рядом с котлом, время от времени помешивая его содержимое большой ложкой, стояла женщина. Её одежда напоминала ту, что была на дочери, только совершенно не имела украшений: простые грубоватые шаровары, кофта из синей хлопчатобумажной ткани. Поверх головы, как и положено в исламе, у неё был обмотан платок так, что было видно только лицо женщины да несколько случайно выбившихся из-под него прядей. Навскидку Егор дал бы ей лет сорок пять-пятьдесят. Достаточно высокая, худая, с измождённым, испещрённым морщинами лицом, она казалась очень уставшей. Но, несмотря на это, фаррахийка сохранила в себе черты былой красоты: в волосах чёрных, как воронье крыло, едва начали пробиваться седые пряди, а лицо, несмотря на морщины, не утратило своих симпатичных черт.
Её реакция при виде Сафара была такой же, как у Ясмин.
– Сынок, как долго мы ждали тебя! Но ты всё не приезжал. Мы так волновались! Сафар, мальчик мой, я так рада тебя видеть!
Они обнялись.
– Я тоже, мама, я тоже, ― ответил он и добавил: ― Познакомься, это мой друг Егор. Он приехал к нам из России.
Астафьев, стоявший чуть поодаль, подошёл к женщине:
– Очень приятно с вами познакомиться, госпожа Хабиби. Сафар много о вас рассказывал.
– Здравствуйте, Егор. Для нас это большая честь принимать гостя из-за границы. ― И продолжила, обращаясь