Кладоискатели. Далия Трускиновская
а испанских крупных монет, называемых «песо», но не отчетливой мадридской или же толедской чеканки, а небрежной, по которой и можно узнать деньги из заморских владений Испании. Эти-то песо дед и положил в основу своего вранья, нагло утверждая, что Степан Тимофеевич взял их в Персии. Опровергнуть его ни у Кубышечки, ни у Елисея, но у Алмазки, ни у Бахтеяра-Сундука никак не получалось…
Кончилось тем, что прозвали неугомонный клад дедом Разей и предоставили ему молоть языком вволю. Но, когда уж слишком завирался (сообщил как-то, что стережет его та самая утопленница-персиянка, но показать ее не сумел), молча расходились и укладывались каждый в свое место: Елисей – под здоровый выворотень, Кубышечка – под приметную, о трех стволах, сосну, Алмазка – вообще в пустое дерево, на самое дно сквозного дупла. Ему-то много места не требуется, полуистлевшему кожаному мешочку с самоцветами…
Дед Разя прибыл на поляну и обозрел общество.
– А где бусурман? – так он звал Бахтеяра, напрочь не желая слышать объяснений, что при царе Михайле и крещеный человек мог таким именем зваться, потому что тогда у всякого по два имени обычно было, церковное и родителями данное, а иной человек и третье от добрых людей получить удостаивался, и четвертое даже, и во всех бумагах тем четвертым писался ничтоже сумящеся. Вот и Алмаз – тоже русское имя, ничем не хуже какого-нибудь Варсонофия.
Но дед, свято выдерживая характер, показывал себя верным сподвижником Степана Тимофеевича, который басурманского духа не переносил, вот разве что девкам делал известную поблажку.
– Бахтеярушка три ночи подряд выходил, отдыхает, – ответила Кубышечка. – Полнолуние же, самое время.
– Полнолуние ему… – проворчал дед. – А что с бусурмана взять! Шатается, всякому себя предложить норовит! Небось, такого же, как сам, бусурмана ищет! Они-то друг дружку чуют!
Елисей, не поворачивая головы, скосил глаз и стал подтягивать левую заднюю к брюху. Как-то, бродя в надежде найти себе хозяина, он вышел к табуну и увидел, как хитрая кобыла, обороняя сосунка от молодого и бестолкового жеребчика, неожиданно лягнула не назад, а вбок. Ухватка ему понравилась, он опробовал ее на досуге и теперь только ждал, чтобы дед Разя договорился до такой дурости, за которую следует поучить.
Дед ждал словесной отповеди, чтобы ввязаться в склоку, но не дождался. Кубышечка преспокойно ворошила свое золото и Елисеево серебро. И то – за столько лет научишься не обращать внимания на старого бузотера…
– И развелось же этих бусурман, – не совсем уверенно молвил дед. – Черномазых этих, носатых… Вот ты, Елисей, к примеру, белый – потому что ты – серебро. Кубышка – рыжая – золото. Я – пегий, во мне всего понамешано, что Степану Тимофеевичу под руку подвернулось. А черные-то – с чего? Что у них в самой сути? А? Вот то-то!
– Степан-то Тимофеевич, сказывали, сам был чернее воронова крыла, – заметила Кубышечка. – Он из казаков, у них это – обычное дело. Елисей, забирай серебро, просохло. И спать ложись!
Она повысила голос, увидав, что конь