Суворов и Кутузов (сборник). Леонтий Раковский
немилосердно. Только когда оно спускалось туда, за самую высокую из всех трех гор – Еврейскую, где стояли левофланговые 1-я и 2-я дивизии, тогда становилось немного полегче.
Но до заката было еще далеко.
Огнев пробежал расположение соседей – своего брата пехоты, – пробежал мимо батареи секретных шуваловских единорогов. У каждой гаубицы дуло закрыто было медной покрышкой. Вокруг батареи, изнывая от жары, стояли часовые, чтобы никто не подходил к единорогам. Шуваловцы давали особую присягу – никому не рассказывать о секретных гаубицах, но вся армия давно знала, что у единорогов дуло не круглое, а такое, как яйцо.
За батареей начиналась вся эта неразбериха полковых и офицерских обозов. На холме и в овраге теснились сотни повозок, палуб и телег.
Вокруг одной палубы толпились солдаты разных полков. Ильюха подбежал посмотреть, что там такое.
На палубе, свесив вниз ноги, сидел прусский перебежчик – большой плечистый мужчина лет сорока, со смешными, торчком поставленными маленькими усиками.
Молодые солдаты, которые еще ни разу не видали прусских гренадер, лезли вперед, чтобы получше разглядеть гостя. А старики, покуривая, стояли в сторонке. Разговаривали:
– Не спорь, пруссак лучше нас стреляет…
– Да ты скажи – почему?
– Потому, что у тебя в патронной суме сколько пуль?
– Пятнадцать.
– А у него больше.
– Так и у нас в обозе, в патронных ящиках, лежит по пятнадцати пуль на каждого солдата…
– Ладно. Ты спроси вот у него, у фурлейта, он те скажет, много ль у них на палубах патронов осталось.
– Петров, погоди, – вмешался другой солдат, – я вот что скажу. Эй, парень! – потянул он за рукав Ильюху, который стоял возле спорящих.
Ильюха обернулся.
– Ты в бою бывал? – спросил у него какой-то седоусый гренадер.
– Нет еще, – почему-то смутился Огнев.
– А стрелял когда-либо из фузеи, хоть раз?
– Нет, не стрелял. Дядя Егор только приемы показал…
В толпе захохотали.
– Ну, вот видишь. Много ль такой попадет! А ведь, как говорится, выстреля, пули не поймаешь! И таких, как он, у нас чуть не половина.
– Старых солдат немного осталось, – прибавил другой.
– В новом корпусе, что на правом фланге стоит, рекрутов – целые роты.
Огневу этот спор был неинтересен. Он понемногу протискивался вперед, поближе к палубе.
Возле палубы стоял какой-то аудитор. Он служил переводчиком между пруссаком и русскими солдатами, которые задавали ему вопросы. Перебежчик словоохотливо говорил.
Ильюха во все глаза рассматривал немца.
– Ишь ведь, по-каковски лопочет, а не собьется! – сказал кто-то из стоявших впереди Ильюхи.
– Тише! Погоди ты! – зашипели на него соседи: все внимательно слушали аудитора, который переводил, что сказал немец.
– У них, говорит, ни минуты свободной нет. Солдат должон весь день что-либо делать. Так стоять без работы, как мы сейчас стоим, у них не