Суворов и Кутузов (сборник). Леонтий Раковский
вспыхнул рябоватый.
– Он, наверно, рязанец косопузый. Мешком солнышко ловили, – поддержали рябоватого его земляки.
– Не угадал, брат! – засмеялся Зыбин.
– Он из Калуги, – ответил Огнев.
– А, Калузя! Козла в тесте соложеном утопили!
– Что, попало? – смеялись над Зыбиным.
– Ничего, – не сдавался он. – Калужанин поужинает, а туляк ляжет и так.
В это время послышался топот копыт, и из темноты раздался голос:
– Какой полк?
– Апшеронский! – ответило сразу несколько голосов.
Все обернулись. И в свете костра увидели знакомую фигуру генерал-аншефа. Суворов был в обычных лакированных сапогах с широкими раструбами выше колен, в белом суконном кафтане с зелеными китайчатыми обшлагами и в своей всегдашней маленькой каске.
– А, молодцы-апшеронцы! Храбрецы! Богатыри! Под Козлуджей, Фокшанами, Рымником делали чудеса. Сегодня превзойдут сами себя!
– Постараемся, батюшка Александр Васильевич! Не выдадим! – зашумели мушкатеры.
– Раньше времени в город не лезть! Пороховые погреба беречь! Безоружных не убивать! – говорил Суворов. – А как у тебя, князь, часы? Верно поставлены? – обернулся он к полковнику Лобанову-Ростовскому, который подошел, услышав, что с его апшеронцами говорит сам Суворов.
– Поставлены, как у всех, ваше сиятельство, – ответил полковник, вынимая из кармана часы. – Без двух минут три. Сейчас должна быть первая ракета.
– Посмотрим, так ли, – сказал Суворов, запрокидывая голову назад и глядя вверх.
Все невольно последовали его примеру. Смотрели и ждали. И точно – вдруг раздался треск, и над головами в черное, покрытое тучами небо взлетела яркая ракета.
Чтобы обмануть бдительность турок, Суворов приказал каждый день перед зарею пускать ракеты, и сегодня они не были в диковину туркам.
– Ну, пора. С Богом! – сказал Суворов. – Только чур – не шуметь! – улыбнулся он и тронул коня.
Солдаты осторожно разбирали ружья и становились в колонну. Костры продолжали гореть.
…Первая колонна, впереди которой шли апшеронцы, уже минут двадцать стояла у самой крепости. Колонна должна была по диспозиции взять каменный редут Табия, спускавшийся к самому Дунаю. За апшеронцами пятьдесят рабочих несли фашины, топоры, кирки, ломы. А дальше шли белорусские егеря и фанагорийцы.
Колонна стояла тихо. Ждала последней, третьей ракеты. Слышно было, как кто-то сзади, среди рабочих, вдруг кашлянул и сразу же оборвал: видимо, зажал рот рукою.
В Измаиле у турок было спокойно. Из-за стен чуть доносился приглушенный шум, да на валу громко перекликались часовые, а где-то в городе лениво лаяли собаки. Одна вдруг завыла.
– Чует недоброе, – шепнул Лосеву рядом стоящий Зыбин.
Справа однообразно шумел, бился о камни Дунай. Лосев прислушался – не слыхать ли, как на судах подъезжает к Измаилу от Сулина десант де Рибаса. Ведь и они должны в эту минуту быть где-то недалеко. Но ничего не услышал.
От