Восхищение. Александр Матюхин
в зубах, закричала обрадованно ломающимся до хрипа голосом:
– Явились! Желают посмотреть! Всех к нам! Туристы, туристы!
Я ударил ее по щеке ладонью скорее от испуга, чем от злости. Голова старушки дернулась, пенсне слетело, а за пенсне оказалась черная пустая глазница, из которой вдруг толчками потекла та самая желто-бурая жижа. Аня за моей спиной вскрикнула. Бабушка принялась растирать жижу ладонями, втирать в морщины, размазывать по подбородку и вокруг носа, облизывать серым языком, продолжая бубнить:
– Заблудились, что ли? Ну так мы вам подскажем! Нам все равно делать нечего! Сидим тут целый день! Наша работа – подсказывать и наблюдать! Вот мы и наблюдаем, ага.
Неожиданно стены коридора изогнулись, вздрогнули, будто были сделаны не из кирпича или бетона, а, например, из желе. В некоторых местах набухли пузыри, с которых сочилась влага.
Нас толкнуло вперед, я едва не упал. Аня ударилась плечом о стену, стена мягко подалась под ее весом и лопнула с громким хлопком и чавкающим звуком. Из дыры Аню окатило мощной струей густой желтой жидкости, в нос ударила невыносимая тошнотворная вонь, от которой сделалось дурно, перед глазами потемнело. Аня закричала. Из дыры в стене вывалилась старушка на стуле – мы ее уже видели, остроносую, злую. Она не падала, а так и повисла горизонтально, как приклеенная, вертя головой и размахивая руками:
– Не убегать, не убегать, кому говорят!
Я бросился к Ане, едва сдерживая позывы рвоты. Хотел схватить, прижать к себе, вытащить из этого места. Густая жижа, облепившая ее, медленно стекала, как раскаленный воск или мед – сдирая вместе с собой кожу. Аня не просто кричала, а орала. Я никогда не слышал такого жуткого болезненного крика:
– Жжет! Жжет! Я не могу двигаться! Помоги! Помоги мне! Жжет!
Желудок как будто проткнули железкой. Я упал на колени в полуметре от Ани. Меня вырвало. Глаза залило слезами. Невыносимая вонь, казалось, забралась через нос в желудок, в мозг, в сознание.
– Вам направо, милые!..
– Вертайтесь к двери с табличкой! Ни шагу назад!..
– Недолго осталось, два поворота налево, по коридору, мимо МарьИванны…
– Это же наша работа – подсказывать!..
Аня упала. Кожа слезала с нее рваными окровавленными лохмотьями. Сползали волосы, обнажая череп. Жижа дымилась и растекалась вокруг. Она протянула ко мне руку – ее тонкие красивые некогда пальцы оказались в нескольких сантиметрах от моего лица. Я видел, как растворяется кожа, сползают ногти, плавятся золотые кольца, как кровь и мясо перемешиваются с желтой жижей и все это капает на пол. Вывалились глаза, отслоились мышцы, глазницы наполнились жидкостью.
– Помоги! Пом…о…ги…
Я стоял на коленях и наблюдал, как Аня растворяется. Ее нижняя челюсть отвалилась с чавкающим звуком, повисла на лоскуте мышц и упала. Хлюпнул на ковер язык.
Старушки разом захохотали. Коридор пришел в движение, содрогнулся в спазме, сжался и с силой протолкнул вопящую Аню куда-то вглубь себя, в темноту. Я вскочил было следом,