Девушка в бегах. Эбигейл Джонсон
ее, – отвечает мужской. Он звучит намного ближе к нам. Луч света, пробивающийся в комнату, снова смещается. – Гляди. Видишь след от сапога?
– Ага, вижу, вот поэтому тебе и стоит отойти подальше.
– Думаешь, кто-то там все еще прячется?
– Думаю, мне все равно, – отвечает женщина. Ее голос становится громче, когда она подходит ближе. – Так дадут нам комнату или нет?
– Может, внутри кто-то раненый или умирающий…
– Вот что я тебе скажу, – говорит она. – Можешь провести всю эту ночь, разбираясь с тем, кто прячется в этой комнате, или…
Ее намек очевиден.
– Ладно, но я скажу менеджеру. Может, он даст нам скидку.
– Что ты имеешь в виду – нам? – Стук каблуков ускоряется, видимо, она спешит следом за ним.
Я снова поворачиваюсь к Малькольму, и он словно читает мои мысли.
– Если нас найдут в таком виде, тебе придется объяснять намного больше, чем выбитую дверь.
Он пожимает плечами, продемонстрировав мне свои связанные запястья.
Он прав.
И я не смогу объяснить ничего.
Вызовут полицию – какая ирония, что вначале я хотела именно этого, и тогда мама сказала, что в полицию идти нельзя. Я встаю и подхожу к одному из окон. Выглянув в проем между занавесок, я вижу, как женщина направляется к офису администратора.
Обернувшись, я обнаруживаю, что Малькольм за это время передвинулся к другому окну. Я впечатлена и одновременно напугана тем, что он сумел забраться так далеко, оставаясь связанным. Так что я еще сильнее убеждаюсь в том, что лучше не освобождать его от пут. Но если мы намерены выбраться отсюда, сделать это неизбежно придется.
Я иду в ванную, засовываю пальцы под острую, как бритва, планку оконной рамы – форма которой в точности соответствует порезу на моем бедре – и выламываю ее с одного конца.
Увидев, как я подхожу к нему с острым куском металла в руке, Малькольм прижимается к стене.
Опустившись на колени рядом с ним, я засовываю руку ему за спину. Угол ужасно неудобный; его плечо впивается мне в грудь. Я перепиливаю стяжки у него на запястьях.
– Как только мы уберемся отсюда, ты расскажешь мне все.
Я не могу подкрепить свои слова угрозой, потому что, как только я его развяжу, у меня вообще не останется аргументов. Пока он растирает запястья, осторожно, старясь не касаться опоясывающих их кровоточащих алых полос, я принимаюсь за стяжки у него на лодыжках.
– Несколько дней, – говорит он, поймав мой взгляд. – Не знаю точно, как долго, но думаю, если бы ты мне не помогла, я бы вряд ли дотянул до четырех.
– А мне не пришлось бы бежать, спасая свою жизнь, если бы ты не указал направление. – Я перерезаю последнюю стяжку у него на лодыжках. – Так что не благодари.
Я оставляю его, чтобы он сам поднялся на ноги, а сама тем временем подбираю с пола все, что выглядит полезным. Запихиваю в рюкзак остатки протеиновых батончиков и столько наборов первой помощи, сколько могу унести. Пакеты из магазина я не беру – мне нужно, чтобы обе руки были свободны.
Беру свой самодельный нож, сделанный из куска оконной рамы, и