Рубеж. Марина и Сергей Дяченко
такого себе не позволяет. На блюде была телятина, на соседнем – рыба. Ага, у гоев сегодня постный день! Никак не привыкну. Намудрили эти Моше с Иешуа бен-Пандирой! Вместе бы и постились!
Слуги ждали, замерев, как волки в засаде. Ждал пан, ждали гости. Мой желудок тоже ждал, хотя в последний раз закусить довелось прошлым утром. Чтобы не думать о телятине и о подливе (на этот раз – винной), я искоса, дабы хамом не показаться, принялся разглядывать соседей. Так-так, на пани Сале новое платье, белое, золотого шитья. То есть не новое – из кладовой пана Станислава. Вэй, ну и платье! А ведь в каких обносках приехала! Широкая душа у пана Мацапуры! И на самом пане Станиславе кунтуш – одно загляденье. Кунтуш, золотая серьга в ухе, цепь…
Цепь?!
Точно, та самая, с портрета в библиотеке. Давно ее пан Станислав не надевал, наверное, с год. Богатая цепь, прямо орденская, и камень хорош – огромный, красный…
…Красный! Кажется, я снова начинаю различать цвета! Да, камень красный, густого сочного цвета. Страшно подумать, сколько такой стоит. Село купить можно – и немалое!..
Мы все чего-то ждали, телятина отчаянно пахла (нынешний повар свое дело знает, хотя и гой!), как вдруг я заметил некую странность. То есть не заметил даже – почувствовал. Все на месте – и пани гостья хороша, даром что худа, как сушеный карась, и пан Станислав орлом глядит. Но что-то… Что? Серьга? Кунтуш?
Я вновь искоса глянул на пана Станислава – и вдруг понял. Цепь! Да, такая, как на старом портрете – за исключением камня. Тот худощавый пан в испанском камзоле носил цепь с белым камнем, а на пане Станиславе…
Красный! Как хорошее вино, как запекшаяся кровь!
Как приятно вновь различать цвета!
Красный?
Оно бы и не удивительно: мало ли что художнику в голову взбредет? Да только знаю я этих панов зацных и моцных! Чтобы на портрете фамильную прикрасу перепутать? Быть того не может!
Или камень в цепи заменили?
Дверь неслышно отворилась, и в банкетную деревянным шагом вошел пан Пшеключицкий. Вошел, так же деревянно поклонился, ни на кого не глядя, и шагнул к высокому креслу, в котором восседал пан Станислав.
Я облегченно вздохнул. Ну конечно! Его и ждали!
Пан Пшеключицкий вновь поклонился (даже не поклонился – головой дернул) и стал там, где положено, – за спинкой кресла. Он так часами стоять обучен – даже не моргнет.
Все, можно и за вилку браться!
Такое я еще за Днепром видел. Настоящий пан хорошего рода и хлеба не куснет, если за креслом его не будет другой пан стоять. И не кто попало, а чтоб урожденный шляхтич, да с гербом, да при шпаге. Говорят, иные по горсти золота в день за такое платят.
Вот оттого и пана Пшеключицкого ждали!
Странный он, пан Пшеключицкий. Ни с кем слова не скажет, вина не выпьет, не поругается даже. Первые полгода я его фамилию запоминал, потом целый год присматривался – понять не мог, а когда понял…
…Когда понял – зауважал пана Станислава еще больше. Не то чтобы было в пане Пшеключицком что-то особенное (видел я, как за креслом одного кнежа