Скрытые глубины. Энн Кливз
шестнадцать. Он пару раз приходил со мной на работу, и старики его очень полюбили. Наверное, я должна была понять, что ему нужна помощь. То, как он вел себя, было ненормально. Но ведь Люк никогда не был нормальным. Так что как это можно было понять?
Но он перестал мыться и есть, не спал по ночам. Иногда я слышала его голос, словно он говорил с кем-то воображаемым. И тогда я обратилась к врачу. Его увезли в Сент-Джордж. Ну, знаете, больница для душевнобольных. Они сказали, что он в глубокой депрессии. Посттравматический стресс. Мне было больно навещать его там, но то, что его не было дома, было облегчением. Мне было стыдно от таких мыслей, но это было правдой.
– Когда он вернулся домой? – спросила женщина. Первый ее вопрос.
– Три недели назад. Казалось, ему стало лучше. По-настоящему лучше. Конечно, он все еще грустил из-за Томаса. Иногда плакал, когда думал о нем. И он все еще ходил на приемы к врачу в поликлинику. Но он не был ненормальным, не сходил с ума. Это был мой первый за много месяцев вечер вне дома. Мне это было действительно нужно, но я бы не пошла, если бы не считала, что он в порядке. Я никогда бы не подумала, что он может сделать с собой нечто подобное.
Женщина наклонилась вперед и взяла Джули за руку, накрыла ее своей огромной лапой.
– Это не ваша вина, – сказала она. – Люк не покончил с собой.
Она посмотрела на Джули, желая убедиться, что она ее слышит, что она действительно понимает.
– Он был мертв до того, как его положили в ванну. Его убили.
Глава четвертая
Они сидели за столом на кухне и завтракали. Солнце уже вовсю светило, отражаясь от желтой глиняной посуды в буфете, отбрасывая блики на потолок. Питер намазывал масло на тост и жаловался, что его отчет, который он отправил в Британский комитет по учету редких птиц, отклонили. Фелисити сочувствовала, но слушала вполуха. Это она умела. В молодости Питер был убежден, что создан для великих свершений. О нем говорили, что он лучший молодой ученый его поколения. Теперь, на пороге пенсии, он был вынужден осознать, что элита естественно-научных кругов не оценила его способности. Его разочарование выражалось в поведении, которое Фелисити считала грубым и отвратительным, – он отпускал язвительные комментарии о других сотрудниках кафедры, об их недостаточно тщательной работе и презирал других орнитологов за то, что они якобы гоняются за редкими экземплярами вместо того, чтобы ценить важность местных видов. Фелисити понимала, в чем причина всего этого. Она всем сердцем желала, чтобы его талант признали. Как было бы здорово, если бы он нашел какую-нибудь невероятно редкую птицу неподалеку от дома. Или получил бы повышение в университете. Но его жалобы ее раздражали. Порой она спрашивала себя, действительно ли он был таким великим человеком, каким она его считала, когда выходила за него замуж. Потом она смотрела на него, видела тревогу и грусть в его лице и чувствовала себя предателем. Она ласково гладила его пальцем по лицу или вдруг целовала, прерывая его на середине фразы, отчего он удивлялся