Пистоль и шпага. Анатолий Дроздов
подвигов причитается награда. Вы же хотите подпоручика наказать. В армии такого не поймут.
А Семен-то молодец! Еще недавно боялся генералу на глаза показаться, а сейчас – гляди, спорит. Вот что новый чин и орден делают.
– Та-ак! – Багратион качнулся на каблуках, и ноздри его огромного носа затрепетали. – Дерзить командующему? Распустились вы в своем батальоне. А все он! – генерал ткнул в меня пальцем. – Набрался вольнодумства у французов и других учит. Мне тут докладывают… Позволяет себе командовать старшими чином, а вы, майор, закрываете на это глаза. Я научу вас субординации! – Багратион потряс сжатым кулаком. – Под арест вас, что ли, посадить? Обоих, – добавил задумчиво.
Мы с Семеном изобразили на лицах готовность отправиться в сарай, который здесь служит гауптвахтой. А что? Это не в моем времени. Режим нестрогий, арестованных офицеров дозволяется посещать, приносить им передачи. В роли таковых обычно выступают стеклянные емкости с веселящими напитками и закуски. О том всей армии известно. Арестантов в России жалеют, и каждый из товарищей офицеров, посаженных в сарай, считает своим долгом скрасить им заточение.
Багратион, разумеется, об этом знает, потому, сердито посмотрев на наши рожи, только покачал головой.
– Ничем вас не проймешь! Ладно. Наказывать Руцкого не буду, но и награждать тоже. Не за что. Он лишь исправил свой проступок. Не следовало бросать пушки в Смоленске. Знаю, что хотите сказать, майор, – предостерегающе поднял он руку. – Орудия были неподходящих калибров, но даже такими дрянными вы наносили неприятелю существенный урон. Значит, лишними не оказались бы. Сейчас каждое ружье в цене: рекруты приходят из Москвы с фитильными самопалами, а то и вовсе с пиками. При таких обстоятельствах строго спрашивают за любую потерю. Руцкому следует быть благодарным, что в реляции о его подвигах, отправленной в Санкт-Петербург, я умолчал об утрате пушек. В списках по армии они не числились. Так что свои награды подпоручик получил. Ясно?
– Так точно! – выпалили мы хором.
– Поговорите с этим немцем, – продолжил командующий. – Убедите его рассказать в штабе светлейшего нужную нам историю. Верните ему шпагу, пообещайте, что к его просьбе поступить на службу в русскую армию отнесутся со вниманием. Скорей всего, так и будет. Немцев у светлейшего полно. Одним больше…
Багратион сердито засопел. Не любит князь немцев. С Барклаем враждовал и перенес это отношение на других. Хотя сам грузин, а начальником штаба у него француз.
– Свободны! – махнул рукой командующий. Мы отдали честь, повернулись и вышли из избы.
– Попали под горячую руку, – сказал Семен снаружи.
Я только плечами пожал. Не наша вина, что у Багратиона плохое настроение. С тех пор, как главнокомандующим назначили Кутузова, оно такое у князя перманентно.
– Хотел выхлопотать тебе орден, – продолжил Спешнев. – Ты его заслужил.
– Будет тебе! – махнул я рукой. – Главное, живы и здоровы, пушками разжились. В конце концов, командующий прав: я только вернул