Мир, в котором меня ждут. Ингрид. Екатерина Каптен
никого с земли. В Академии, наверное, тоже.
Ингрид с удивлением узнала, что очень мало людей попадает сюда из её мира, и никому неизвестно, как так выходит, что открывается такой сложный портал сам по себе. Ещё вчера Ингрид была уверена, что здесь все ученики попали сюда так же, как и она.
Большинство одноклассников осторожно присматривались к ней, но всё же за новыми знакомствами прошёл основной завтрак. Он был намного сытнее первого, а Ингрид как раз окончательно проснулась и чувствовала себя очень голодной. Нафан снова пробился к ней, сияя улыбкой, и нёс чашку с виноградом и сыром. Протянув ей, он сказал, что это особенные угощения с его родного княжества, и она непременно должна испробовать их. Ингрид ответила, что впервые ест сыр с виноградом вприкуску.
Наконец плечистый мальчик со своим другом снова оказался рядом с ней, сказал, что его зовут Эдвард и он староста класса. Его друга звали Улав, он был выше, тоньше, с белым овальным лицом и васильковыми глазами, а длинные белые с медовым оттенком волосы были забраны в конский хвост. Нафан оказался самым хрупким по фигуре и самым маленьким по росту среди мальчиков, но он как магнит стягивал веселье, заряжая атмосферу своим артистизмом. После завтрака с новым ударом колокола класс отправился на урок алхимии.
Алхимические лаборатории находились немного на отшибе от основных корпусов, это была целая башня, полная странных комнат, книг, сооружений, полок со стеклянной посудой и прочего, что внушало уважение и трепет.
Преподаватель алхимии был приземистым стариком с длинными белыми волосами и бородой, на лицо его рассекали глубокие задумчивые морщины. Его звали Николас Трисмегист. Ингрид показалось, что он выглядит так, будто сама смерть уже здоровается с ним издалека вежливым поклоном, но стесняется подойти к нему. Девочка с жаждой слушала его урок, делая записи убористым почерком. Ей открывался новый мир, удивительный и прекрасный.
Ингрид прониклась ещё одной загадкой, которую хранило всё это место, Междумирье. Она касалась не волшебства, не обычаев или привычек, а самого образа мыслей этих людей. Во всём обращении между людьми царили учтивость и уважение, каких она никогда не встречала на земле, ну, как минимум там, где жила. Здесь, как она почувствовала всеми струнами души, совершенно невозможно было представить, чтобы кто-то просто так заломал бы руки ради смеха, плюнул в лицо, толкнул в дверях или пнул школьную сумку с учебниками как мяч. Девочка посмотрела на свои сломанные ногти – они оставались горькой памятью и обидой в её душе; в ответ на воспоминание её лицо передёрнуло мелкой рябью гнева.
На уроке геометрии класс расположился в большом светлом помещении, где стояли широкие плоские столы кроме конторок. Учителем оказался высокий широкоплечий муж в зрелых летах с прекрасным именем Уранос Пифагор. Увидев Ингрид, он сказал ей в качестве приветствия: «Не геометр да не войдёт». Она чуть попятилась назад и даже сглотнула. Геометрия здесь несколько