In Memoriam A.H.H. OBIIT MDCCCXXXIII. Альфред Теннисон
T MDCCCXXXIII
Перевод Андрея Гастева
В 2018 году серия «Литературные памятники» выпустила в свет том избранных произведений Альфреда Теннисона. Фундаментальный сборник получил название In Memoriam от своего центрального текста – главного труда всей жизни Теннисона. Эта поэма считается английским аналогом «Божественной комедии» Данте. Полный перевод элегий на русский язык был сделан впервые только в 2018 году. Один из его авторов, Андрей Игоревич Гастев, поэт и переводчик, предлагает читателю свой вариант полного русского текста поэмы.
Английский оригинал варианта BILINGUA взят с итернет-ресурсов свободного доступа и выверен по изданию The Works of Alfred Lord Tennyson, Wordsworth Editions Limited, 1994.
ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Этот новый полный перевод знаменитой поэмы Теннисона – второй по счету в России, – появился в процессе издания первого перевода, автором которого была Татьяна Стамова, а меня и других коллег по ремеслу пригласили для создания атмосферы своеобразного поэтического конкурса. Конкурс благополучно закончился, в «Литературных Памятниках» вышел замечательный том «In Memoriam» и к нему великолепный буклет, а я вдруг обнаружил там довольно много своих переводов. И возник соблазн пройти оставшийся путь – он казался таким коротким! – и представить мой собственный вариант всей поэмы. Путь растянулся на два года. Я постараюсь теперь поскорее его завершить и не приводить необъятных литературоведческих высказываний о главном творении Альфреда лорда Теннисона. Заинтересовавшийся читатель найдет все это в Сети. Но некоторую канву для быстрого входа в тему дать все же необходимо.
Подробнее ряд моментов освещается и в комментариях. Но в целом они максимально сокращены и касаются только аспектов, трудно отыскиваемых в Интернете. Все аллюзии на Библию, античных авторов, Шекспира и других классиков можно проследить в Сети. Поскольку у Теннисона такие намеки, скрытые цитаты, реминисценции встречаются повсеместно, подобные связи кажутся бесконечно самовоспроизводящимися.
Случилось так, что главное произведение всей долгой жизни Теннисона выросло из главной трагедии этой жизни, а трагедия произошла еще в ранней молодости – неожиданно умер самый близкий друг, тоже интеллектуал, тоже поэт и философ. Звали его Артур Генри Хэллам. Отсюда и название поэмы, взятое прямо с могильной плиты: In Memoriam A.H.H. OBIIT MDCCCXXXIII. В этот год, обозначенный римскими цифрами, Хэлламу было только двадцать два. Но Теннисон и многие друзья из Кембриджа всегда признавали в нем старшего и более мудрого участника своих споров. Спорить им приходилось о многом – религия и наука все более расходились во взглядах на мироздание. Но Хэллам был еще и тонким знатоком поэзии, это особенно притягивало Теннисона. Хэллам мгновенно распознал в нем потенциал большого поэта и всячески способствовал развитию этого таланта. Такова была основа их дружбы, длившейся четыре года и внезапно оборванной. Теннисон погрузился в депрессию, но не оставлял поэтических опытов. В них он пытался осознать глубинный смысл своей утраты и неизбежных горестей любой человеческой жизни, найти какое-то оправдание, теодицею и обрести надежду. Надежда на бессмертие души – вот главный мотив In Memoriam, да и всей жизни Теннисона. Рядом с этой надеждой всегда мучительное сомнение. «Лишь верой можем то обнять,/ Где мер и доказательств нет». Нет, только надеждой через сомнение. По мнению Т.С.Элиота, вера в поэме Теннисона «вещь слабая», а сомнение – переживание высокой интенсивности. Поэтому In Memoriam – не религиозная книга. Но Надежда и Вера разве не сестры? А на помощь к ним у Теннисона спешит третья сестра, самая сильная:
«Любовь была и есть мой Бог,
Мой Царь, ко мне небезучастный».
Не подвело ли Элиота отсутствие необходимости переводить с чужого языка – ведь «большое видится на расстоянье»? А у нас такая необходимость есть. Может быть, что-то увидится?
ПРОЛОГ
Сын Бога, Мощь, Любовь и Свет,1
Слепым нам, как тебя узнать?
Лишь верой можем то обнять,
Где мер и доказательств нет.
Ты твердью полнишь пустоту;
Ты каждой ведаешь судьбой;
Всяк череп, созданный тобой,
К тебе же ляжет под пяту.
Но ты не бросишь нас в пыли:
Мы верим – не затем нам дал
Ты разум, чтоб он прахом стал;
Создавший нас – ты справедлив!
Ты Бог людей, их суть и власть,
Свобода в них, но дай же нить —
Как нашу волю применить,
Чтобы с твоей она слилась?
Твой луч нас выхватил из тьмы,
Но мы лишь блики на воде.
Лишь искорки твоих идей
На миг влетают нам в умы.
Мы верим. Мы не можем знать.
Есть видимым вещам предел.
Лишь то, что ты открыть хотел,
Способен
1
В оригинале Strong Son of God, Immortal Love, – здесь ясно, что поэт обращается к Иисусу. В дальнейшем Христос будет упоминаться каждое Рождество, но между этими вехами путешествия лирического героя в ад (сам Теннисон находил аналогии в своей поэме и «Комедии» Данте) Бог может модифицироваться довольно свободно – даже умерший друг приобретает черты божества. Теннисона часто упрекали, что в In Memoriam смешано все со всем – наука, обрывки религий и осколки философских систем. Он легко соглашается: Что б я ни пел, и как бы струны
Порой ни плакали в тоске, Противоречия в строке
Моей найти совсем не трудно.
Он Поэт. Его дело петь и плакать. В Прологе прямо и четко выражена «Триединая Истина», воспринятая Теннисоном в студенческие годы и пронесенная через всю жизнь, пусть и в борьбе с сомнениями: есть Божья воля и независимая воля человека. При совмещении этих двух сил человек обретает бессмертие души. Что надо сделать для достижения гармонии? Этических принципов здесь недостаточно. И поэт обращается с главным своим вопросом к Иисусу, проводнику Божественного Провидения и Вечной Любви на землю. Поэма выстраивалась долго – с перерывами около 17 лет. Поэтому в ней столько наслоений кристаллизованной мысли и чувств. Пролог появился в самом конце работы – в 1849 году, он посвящен жене поэта Эмили, и отражает мягкие споры между супругами, отголоски которых слышны во многих фрагментах по всей книге: глубоко религиозная женщина строго придерживалась традиции и опасалась вольнодумства мужа. В Прологе поэт как бы уступает жене и признает первичность ее образа мыслей.