Монтаж памяти. Книга вторая. Elian Julz
но ничего не говорит.
Он увёз меня к себе домой? Неужели я столько пролежала без сознания, что совершенно не осталось следов после пыток Бенни? Но почему тогда Майкл называет меня Амели? И какой-то ведь шрам от пореза должен был остаться. Нет, это явно какая-то новая история.
Может быть, мы женаты, и это наш дом? Я осмотрела небольшую уютную столовую. Вот было бы здорово наконец-то не притворяться. А что если во всех моих путешествиях не Майкл следует за мной, а, наоборот, я по какой-то причине нахожусь поблизости ради него? Такая идея ещё не посещала меня раньше.
– В Cottonopolis4 приходит осень. Придется Вам теперь чаще сидеть за книгами да за рукоделием. Как всегда, пойдёте после завтрака в библиотеку?
Я лишь кивнула. Как всегда, значит, как всегда. Майклу-то виднее. Но опять этот хлопок. Неужели целый город назвали в честь растения?
– Да, после ремонта там стало здорово. Сколько бы я не противился внезапному порыву Аны сменить обои и портьеры, а зеленый цвет действительно влияет благотворно на настроение, особенно в дождливые деньки. Я и сам стал просиживать там за чертежами и газетами дольше обычного по вечерам, – брюнет говорил со своим привычным акцентом, и этим милым, но неверным звуком «Р».
Когда завтрак закончился, Майкл (или кем бы он ни был теперь) пожелал мне хорошего дня, но и расстроил:
– Боюсь, сегодня Вы заскучаете. В дождь Ана всегда спит до полудня, а вчера после ужина выпила две чашки кофе и, наверное, прескверно спала ночью.
Кто же эта Ана? Может быть, она его сестра, или какая-нибудь подопечная, и я рано начала паниковать? Но кто тогда я? Гувернантка?
Судя по официально-учтивому тону беседы уж точно не супруга Майкла.
2013 год
Артём
Осень в театре всегда означала новый сезон, начало репетиций к новогодним спектаклям, премьеры. Актёры после творческих отпусков (а он длится целых пятьдесят шесть дней) полны сил и весёлые. Иногда вливается новая кровь на смену тех, чей контракт закончился в прошлом сезоне.
На одну зарплату в театре особо не разгуляешься, а Артём любил жить на широкую ногу, поэтому в свободное время не брезговал съемкой в рекламных роликах, работой на корпоративах бизнесменов и даже бандитов (правда, о криминальной деятельности своих нанимателей он узнал постфактум, а платили они очень и очень хорошо).
Актёр мог бы пойти в антрепризу, где восемьдесят процентов труппы – звёзды театра и кино, баснословные вознаграждения, а билеты на такие спектакли неоправданно дорогие. Он мог получать десять тысяч рублей за одно выступление. Но сумасшедший график гастролей по провинциальным (иногда убитым) городам, пошленький юмор пьес и бездушные, вульгарные герои вызывали в нём гадливость. Если нормальный спектакль репетируют по несколько месяцев, а то и целый год, то для проработки антрепризы в полном составе актёры собираются два или три раза. Качество такого спектакля соответствующее. Стыд и срам, а зритель выкладывает свои кровные деньги за пустышку. Такое отношение расхолаживает, актер теряет ценность.
Артём
Cottonopolis – так прозвали Манчестер, потому что в 19 веке он стал самым крупным центром по переработке хлопка в Англии.