Зиска. Загадка злого духа. Мария Корелли
и сейчас изучаю ее. Что же? Вы твердо намерены бежать?
– Я обещала танец мистеру Кортни, – нервно ответила Хелен.
– Что ж, закончим наш разговор в другой раз. – И доктор по-отечески похлопал ее по руке. – А о Дензиле не тревожьтесь, с ним все будет хорошо. И послушайтесь моего совета: не ищите себе в мужья бедуина! Выходите за честного, простого англичанина с добрым сердцем, который будет любить вас и беречь, а не за непредсказуемого дикаря, который бросит вас посреди пустыни!
Хелен, будто испуганная птичка, почти бегом бросилась в бальную залу, где уже гремели первые звуки вальса, и Росс Кортни оглядывался в поисках своей партнерши – а доктор Дин, добродушно улыбнувшись ей вслед, двинулся к двум неподвижным фигурам, живописно озаренным луной.
«Что за каша тут заваривается! – размышлял он. – Этот «Джезире-Палас», как по мне, не отель, а настоящий сумасшедший дом. Взять хоть леди Фалкворд, которая в шестьдесят лет ведет себя словно ей двадцать, или Мюриэл и Долли Четвинд-Лайл, что преследуют мужчин с азартом и упорством охотников за тиграми. И все влюблены: Хелен, Дензил, Жерваз… Что творится! Сколько предметов для вдумчивого изучения! И еще эта княгиня Зиска…»
Он оборвал свои размышления на полуслове: странная торжественность ночи смутно поразила его и взволновала душу. На городе, на террасе, озаренной луной, на двух фигурах, к которым он приближался, – на всем лежала таинственная и строгая печать; и, когда княгиня Зиска, услышав шаги, подняла на него взгляд, доктор с неудовольствием ощутил, что вздрагивает, точно от холода, и что какое-то неопределимое беспокойство смущает его обычную безмятежность.
– Наслаждаетесь прогулкой под луной, доктор? – поинтересовалась Зиска.
Ее покрывало было сейчас отброшено и небрежными складками лежало на плече; и лицо с тонкими, словно бесплотными чертами и кожей, как будто светящейся изнутри, казалось слишком прекрасным, чтобы принадлежать человеку.
Доктор Дин ответил не сразу: он задумался о примечательном сходстве между Арманом Жервазом и мужской фигурой на одной древнеегипетской фреске из Британского музея.
– Наслаждаюсь… м-м… чем? Прогулкой под луной? А-а… ну да, разумеется! Прошу меня простить, княгиня: я частенько задумываюсь бог весть о чем и в такие минуты, боюсь, становлюсь глуховат. Верно, сегодняшняя ночь весьма располагает к размышлениям; да и можно ли в такой стране, под такими небесами… – и он указал ввысь, на сияющее ночное небо, – не вспоминать о великих исторических сюжетах прошлого?
– Думаю, они не слишком отличались от сюжетов настоящего, – с улыбкой заметил Жерваз.
– Позвольте усомниться. Историю творит человек: а в ранние дни цивилизации, думается мне, характер человека был иным – более прямым, мужественным, целеустремленным, что делало его склонным к великим деяниям.
– А величайшее и славнейшее деяние в те времена состояло в том, чтобы прикончить как можно больше своих собратьев по человеческому роду! – рассмеялся Жерваз. – Этим