Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии. Василий Авченко
– Предлагаю выпить за наш Дальний Восток, за самый глубокий тыл, который в любой час может превратиться в передний край. Пусть товарищ москвич попробует не выпить!
Это никакое не краеведение – у краеведения иные задачи.
Это попытка расшифровать иероглиф пространства. Объяснить человека в его движении.
Сказать обо всём невозможно, да и не нужно: это не учебник и не диссертация. Нет смысла опрокидывать айсберг, обнажая его необъятную подводную часть – на то она и подводная.
Сенсаций не будет. Все факты в wiki-век общеизвестны и общедоступны. В информационную и бесцензурную эпоху фильтрация, отбор и осмысление данных становятся важнее их обнаружения.
Выбор личностей и событий субъективен, но неслучаен. Каждая и каждое достойны романов и фильмов, которых, за немногими исключениями, не появилось. А ведь мы узнаём историю именно по книгам и кино, оставляя архивы и документы специалистам, круг которых узок.
Многое кануло навсегда.
Кажется, новые поколения живут так, словно до них ничего не было.
До нас было многое.
После нас тоже должно быть.
Каждая территория – загадка. Есть смыслы, которые пространство передаёт нам, и смыслы, которыми мы сами пытаемся его наделить.
Когда русские пришли осваивать Дальний Восток, сама эта земля освоила пришельцев. Мы её русифицировали – она нас одальневосточила, тихоокеанизировала. Думая, что подчиняем территорию себе, мы не заметили, как она подчинила себе нас.
Кто мог знать век назад, что Приамурье удобно для размещения космодрома, в Якутии обнаружатся алмазы, а на шельфе Ледовитого будут добывать газ?
Возможно, наши предки не представляли, чем станет для России Дальний Восток. Но чувствовали: его надо осваивать.
Слово «освоение» в нашем повествовании – одно из ключевых: присоединить – ещё не значит освоить.
«Русская бессмысленная и бесполезная великая глубина», – заметил однажды Андрей Тарковский о литературе. То же можно сказать о русской территориальной бесконечности (лишь на первый взгляд бесполезной), отражающейся в бездонной русской словесности.
Кому-то гигантские дальневосточные пустыни кажутся ненужными, лишними…
Ничего лишнего у нас нет.
«Каждый день, каждый час вливаются в армию выносливые, крепкие, привыкшие к зимним невзгодам сибирские полки, блестяще показавшие себя в последних боях», – писал в репортаже с Первой мировой Алексей Толстой.
На следующей мировой комбат Высоцкого оттолкнётся ногой не только от Урала, но и от тихоокеанских берегов.
Знаменитые «сибирские дивизии», спасавшие безнадёжное, казалось бы, положение под Москвой в конце 1941 года, по большей части были именно дальневосточными: 107-я мотострелковая, 32-я Краснознамённая стрелковая, 78-я, 239-я и 413-я стрелковые, 58-я и 112-я танковые, 62-я, 64-я, 71-я, 82-я морские бригады… Их держали на востоке, опасаясь нападения Японии. Когда полыхнуло на западе, командующий Дальневосточным фронтом Апанасенко[1] начал отправку эшелонов через всю страну, стремительно формируя новые части взамен убывающих. Только с июля 1941-го по июнь 1942-го с Дальнего Востока ушло в бой двадцать две дивизии, не считая других соединений. Сибирскими их могли называть потому, что они шли со стороны Сибири, да и Дальний Восток вплоть до советских времён не вычленяли из Восточной Сибири – расквартированные в Приамурье и Приморье части именовались сибирскими.
Под Москвой бились солдаты со всего Союза. Бессмысленны попытки калькулировать и акцентировать вклад какого-то одного народа или региона. Страна воевала вся, включая, естественно, сибиряков – железных людей, олицетворяемых для меня снайпером-«шаманом» Номоконовым и лётчиком Покрышкиным, каждый из которых истребил врагов, как добрая воинская часть. Да и в тех самых дальневосточных дивизиях служили, разумеется, бойцы и командиры со всей страны.
И всё-таки мне кажется это глубоко символичным: в страшный час под Москву приходят солдаты с Дальнего Востока, и этот засадный полк спасает страну от гибели.
В последние годы Дальний Восток, кажется, снова вошёл в моду: саммит АТЭС, Восточный форум, территории опережающего развития, переориентация с «западных партнёров» на Азию… С другой стороны, ревизию «европейского пути» тормозит наш консерватизм – проклятый и благословенный (если правда, что Россия движется не вперёд, а по кругу, то этот круг может быть спасательным, спасительным). Дальневосточье доныне остаётся территорией, открытой лишь наполовину. Порой о Дальнем Востоке рассуждают почти как о Марсе. Сегодня и ежедневно говорит Москва, восточная же периферия корчится безъязыкая, потому что в Петропавловске-Камчатском – вечная полночь.
Юрий Рытхэу однажды сказал, что его писательской задачей было показать: чукчи – такие же люди, как все.
Этот тезис применим к дальневосточникам вообще.
Однако, если назвать Владивосток обычным российским городом, будет
Апанасенко Иосиф Родионович (1890–1943) – кавалер трёх Георгиевских крестов и трёх орденов Красного Знамени, генерал армии. Погиб под Белгородом.