Бог бабочек. Юлия Пушкарева
и со служением тебе.
Грустно усмехаешься.
– «Сколько было всего – но только всё мимо, помимо стихов из мира сего»?
– Твой Оксимирон?
Нечто на грани рэпа и философской поэзии – похоже на твои стихи. Более сложно и искушённо, менее эмоционально и искренне – но очень похоже. Когда-то я пробовала слушать его, чтобы лучше тебя понять, и в итоге впервые в жизни прониклась рэп-исполнителем. Кем-то из другого мира – как рыба, которой вдруг пришло в голову, что птицы по-своему красивы и их полёт не чужд плаванию.
– Да… Удивлён, что помнишь.
– Цитату не помню. Догадалась по стилю.
– Недурно! – (Беззвучно хлопаешь в ладоши, глядя на меня с чем-то, похожим на уважение. Только похожим – потому что уважение вряд ли бывает таким насмешливо-снисходительным). – Ну всё, Тихонова, ты сама подписала себе приговор! Сегодня мы слушаем «Горгород». Знаешь такой альбом у него?
– Знаю. Я его тебе тоже скачала.
Я привезла тебе жёсткий диск с фильмами, книгами и музыкой – чтобы разбавить беспросветность твоего, как ты выражаешься, мультимедийного голодания. Если погода здесь просто нестабильна, то Интернет стабильно-отвратителен. Безо всякой тревоги жду момента, когда мне придётся убедиться в этом самой: не пугает даже перспектива остаться совсем без связи с миром, пока я у тебя. Наоборот, есть в этом нечто обострённо правильное – будто я отрекаюсь от всего, что может хоть как-то меня от тебя отвлечь.
Были и времена, когда не отрекалась. Стоя рядом с тобой, я совсем не хочу вспоминать о них – и понимаю, что мы оба ещё не раз вспомним.
– Вот и умница… – (Снова потягиваешься и дремотно зеваешь, силясь избавиться от мягкой хватки сна. Твой телефон то и дело светится уведомлениями, но ты больше до него не дотрагиваешься; Марина и иже с ней?.. Не ожидала от тебя такой тактичности – я ведь должна быть не в счёт, как кроткая Молли Хупер в сериале о Шерлоке. Не-то-чтобы-женщина. Отвожу глаза). – О, смотри!
Пользуясь перерывом между дождями, мужичонка из дома напротив принимается шумно выбивать ковёр. Чуть дальше, по ту сторону дороги, старушка ведёт куда-то трёх тощих коз; останавливается и обменивается с мужичонкой приветствиями. Ты странно улыбаешься.
– Хочется иногда жить… Вот так. Просто, что ли, не знаю. Не перенапрягать мозги. Завести свой дом, хозяйство… Выбивать вот так же ковёр, ухаживать за яблонями. Соленья-варенья всякие делать. Заняться резьбой по дереву.
– Пасти овец, – подхватываю я.
– И овец… Что, разве плохо? – (С вызовом проводишь ногтем по моей руке; замираю от жгучего удовольствия). – Точно лучше, чем то, как я сейчас живу. И даже лучше, чем как ты.
– Неплохо. Просто… Слышала вот или читала где-то, что есть люди-овцы и люди-пастухи. Ну или, может, люди-овцы и люди-хищники… Так вот, ты – явно не овца. Не годишься для такой жизни.
Смотришь с въедливым прищуром. Мне очень хочется, чтобы ты царапнул меня ещё раз, – и, конечно, ты этого не делаешь.
– Довольно жестоко,