Бог бабочек. Юлия Пушкарева
же тебе тогда всё можно – если ей всё нельзя» и прочее, – на тебя не подействуют. С твоей точки зрения, Марина правда нарушила божественный миропорядок и не заслуживает пощады.
Как и я, по традиции распятая на кресте твоей откровенности.
Не думала, что это примитивное существо по-прежнему столько для тебя значит.
Прочищаю горло и смотрю на твои грустно поникшие плечи. Нужно что-то сказать.
– Я… понимаю, что тебя всегда… задевает такое. Но…
– И знаешь, что самое дикое? – резко повернувшись, вдруг взрываешься ты. К злости в твоих глазах примешивается глумление. – Что она осталась девственницей! После меня. Прикинь?!
Несколько мгновений смотрю на тебя с приоткрытым ртом – на середине оборванной фразы. Так, выходит?.. Нет, невозможно. Под робким, еле живым лучиком надежды часть снежного кома тает.
– То есть вы с ней… Но… – (Кашляю. Соберись). – Ты же говорил, что у вас всё было?
Смотришь на меня со своим авантюрно-хитрым прищуром – один глаз щурится сильнее, словно по-свойски смеясь: «Ты не поверишь!» Шумно затягиваешься.
– В рот и в попу. И туда, и туда я был у неё не первым. А в положенную природой дырочку она никому не даёт – потому что… – (благочестиво грозишь мне пальцем), – нельзя до свадьбы! Бог не велит.
Одёргиваю платье и стискиваю петлю поводка – просто так, чтобы чем-то занять руки. Потому что больше всего сейчас мне хочется всплеснуть ими, заорать: «ЧТО, чёрт побери?!» – и разбить на твоей кухне кружку с храмом Василия Блаженного.
– Эмм. А… – тщательно подбираю слова. – А девственность в буквальном смысле – типа для Того Самого, Единственного?
Хихикаешь в облаке дыма.
– Типа да. Чтобы замуж выйти, кхм, «целомудренной».
– И, получается, врать мужу?
– Всё верно.
Качаю головой.
Всё-таки мир широк и удивителен. Я была в далёких городах и двух чужих странах, встречала католиков и мусульман, геймеров и анимешников, геев и лесбиянок, коммунистов и вегетарианцев, даже одного ролевика-реконструктора, мастерившего «средневековые» мечи и доспехи, – но такого мне ещё не попадалось.
– Но это же… Абсурд какой-то. Откуда ни взгляни…
– Да конечно!
Докурив, ты падаешь на спину и подкладываешь руки под голову; со странной улыбкой смотришь в потолок. Говоришь медленно и спокойно – но как раз это спокойствие в тебе больше всего пугает. Если ты гневно кричишь и материшься – что-то ещё можно исправить; в таком саркастичном, презрительном спокойствии – ничего. Это немного утешает меня: даже если у Марины есть дорога к спасению (спасение должно быть для неё не пустым звуком, раз уж она верующая, да ещё и врач), – эта дорога зыбка, как болото, и укутана в плотный туман.
– И ладно – пускай она даёт в рот и в попу, но при этом искренне считает себя девственницей. Я долго смеялся – но хрен с этим! Мало ли у кого какие тараканы заводятся в голове? Ну, у неё вот такие. Трудное детство, служба по контракту, все дела… Покорёжило