Всё имеет свою цену. Лотте Хаммер
align="center">
Глава 7
После первого же звонка дверь дома Ингрид Томсен распахнулась, однако ни слова приветствия в свой адрес со стороны стоящей на пороге хозяйки Конрад Симонсен с Графиней не услышали. Молча смерив их угрюмым взглядом, она резко повернулась и прошла вглубь дома, оставив, правда, дверь открытой в знак того, что они могут войти.
Комната нисколько не изменилась с тех пор, как Конрад Симонсен побывал здесь впервые десять лет назад. Мелкие характерные детали, которые он со временем успел уже позабыть, теперь вновь всплыли в памяти, навевая грустные мысли. Подоконники из искусственного розового мрамора, явно несочетающиеся с цветистыми шторами. Разновысокие навесные полки с тщательно подобранными по форме и размеру, покрытыми лаком морскими раковинами. Над диваном – фигурка Иисуса в усеянной драгоценными камнями пурпурной мантии и с непропорционально большим нимбом над головой. И, наконец, ее руки. Костлявые, как и вся она, красные, сильные, привыкшие к физическому труду. Она беспрестанно медленно и методично потирала их одну о другую, как будто стремясь стиснуть ладонями свою неизбывную боль. Так это выглядело тогда, так было и сейчас. Сделав над собой усилие, главный инспектор оторвал глаза от рук хозяйки и, взглянув ей в глаза, несколько более поспешно, чем следовало, изложил ей цель их визита. Женщина выслушала его молча, воздержавшись от каких-либо комментариев.
Они оба присели на диван, тогда как Графиня предпочла устроиться на стуле за обеденным столом в другом конце комнаты. В беседу она не вмешивалась. Время от времени Конрад Симонсен бросал в ее сторону быстрый взгляд, и каждый раз при этом ощущал прилив раздражения от того, что она не осталась в машине. Все это и так было невероятно сложно, и присутствие лишних слушателей вовсе не упрощало ситуацию. Он рассказал о том, что произошло в Гренландии, а после этого перешел к сравнению обстоятельств убийств Мариан Нюгор и Катерины Томсен. Дважды, сам того не заметив, он путал имена жертв. Хозяйка слушала его с отчужденным видом, по-прежнему храня ледяное молчание. Ноги у главного инспектора ныли и чесались, казалось, сильнее, чем когда бы то ни было. Невероятно, однако сейчас он, можно сказать, был этому даже рад: физическое недомогание странным образом отчасти уравновешивало его нравственные мучения. Внезапно Ингрид Томсен прервала его:
– Да, что было – то было.
Это были ее первые слова с тех пор, как они вошли в ее дом. Голос у женщины был нежным и мелодичным, что удивительно не вязалось с ее внешностью. Это Конрад Симонсен также успел забыть. Она снова повторила свою мысль, на этот раз, правда, чуть расширив ее:
– Что было – то было. Теперь уже ничего не поделаешь.
Не зная, что сейчас лучше, продолжить свой монолог или замолчать, Конрад Симонсен выбрал последнее. Наступила долгая мучительная пауза, в продолжение которой он время от времени пытался заглянуть ей в глаза. Наконец Ингрид Томсен продолжила:
– Что тебе, в сущности, надо? Получить от меня прощение за то, что вы сделали с Карлом Хеннингом? Ты за этим сюда явился? Или, может, ждешь от меня сочувствия?
Конрад