Защитники прошлого. Марк Рабинович
нервным срывом: я уже просто не мог остановиться, меня несло.
– Загораете? А Родина-то вас зовет, красавицы! – озвучил я не самую мудрую мысль, подойдя поближе к скамейке.
– Плохо зовет! Что-то не слыхать! – отозвалась веселая, а строгая лишь матернулась сквозь зубы.
– Между прочим, наши Воронеж освободили – на самом деле я не был уверен, что Ватутин уже в Воронеже, но ведь рано или поздно он там будет.
– Да где он, тот Воронеж? – лениво отозвалась веселая.
– Ты только посмотри на него, Гестапо по нему плачет! – по-прежнему сквозь зубы проворчала строгая.
– Заткнись, Люська! – твердо, как выстрелила, сказала молчаливая.
Она тяжело поднялась навстречу приближающемуся автобусу и стало заметно, что девушка беременна. Пока Карстен лихорадочно нащупывал в кармане напечатанные на все том-же принтере рейхсмарки, остальные тоже поднялись…
Всю недолгую дорогу до Плётцина я скромно молчал под укоризненными взглядами Карстена. Только когда пожилая фрау покосилась на меня и проворчала: "Stinkend Russisch8", понятное и без перевода, мне захотелось ей достойно ответить. К сожалению, мои возможности было ограничены фразами "Гитлер капут", "Хенде хох" и "Нихт шиссен", которые не слишком подходили к текущему моменту. Поэтому я сдержался.
– Как звать-то тебя, комиссар? – неожиданно мягко спросила строгая, когда мы с Карстеном поднялись, чтобы выйти.
– Лёва – машинально сказал я, забыв что теперь я Николай и ломая сразу все правила конспирации .
– Будешь в Могилеве, Лёва – заходи. Заречная, дом семь – сейчас она смотрела на меня совсем иным взглядом, полным отчаяния и надежды.
– Зайду обязательно – соврал я.
Строгая Люська еще не знала, что ждет ее скорее всего не Заречная улица, а вечная мерзлота лагерей. Если, конечно, она еще раньше не попадет под бомбу союзников.
Автобус высадил нас на шоссе, не заезжая в Плётцин. Ленинершоссе еще не получило своё гордое имя и пока что называлось Плётцинершоссе. Шоссе оказалось узкой, но хорошо асфальтированной дорогой, стрелой пересекающей все те же картофельные поля. По этой пустынной дороге мы и пошли в Плётцин. Шли мы быстрым шагом, чтобы не замерзнуть и первые дома поселка показались уже минут через тридцать. За все это время нас не обогнала ни одна машина, лишь навстречу нам проехала влекомая тощей конягой телега с пожилой женщиной на козлах.
– Дефицит бензина – пояснил Карстен, обернувшись на всякий случай, чтобы убедиться, что никто нас не слышит – Германия отрезана от нефти, на Кавказ прорваться не удалось, а заводы синтетического топлива бомбят союзники. Поэтому бензин для частных нужд получить почти невозможно. Кстати, на людях нам лучше говорить на иврите, если уж приспичит, чем по-английски. Английский в Германии знают почти все и запросто могут за шпионов принять. А иврит здесь просто не поймут.
Вскоре начался сам Плётцин со своими аккуратными домами без
Вонючий русский (нем.)