К своим, или Повести о солдатах. Константин Константинович Сомов
он у нас сахар раздает, – теперь с раздражением посмотрела на меня моя собеседница. – И на все встречи со школьниками четко по графику ходит. А ваш Князев никакой общественной деятельностью не занимается и патриотическим воспитанием молодежи тоже. Один раз, когда пристыдили его за это, согласился благосклонно сходить урок мужества провести. Так он пришел на него, похоже под хмельком, и представляете, – я ожидал, что при этих словах Тамара Сергеевна всплеснет руками, но этого не произошло, выдержка у нее имелась – Князев ваш на этой встрече стал рассказывать школьникам, как нас фашисты били. Пришлось после этого нашему председателю совета ветеранов извиняться перед директором школы и членами родительского комитета, поскольку Князев это делать отказался и такое при этом сказал, что я сейчас вам повторять не буду. Впору было милицию вызывать.
– Так ведь и правда били они нас в 41-м и потом тоже, – осторожно сказал я.
– Били, не били, побили их мы, – жестко отрезала женщина и твердо ткнула пальцем в дужку очков, четко утвердив их на положенном месте. – Об этом нужно помнить и именно об этом рассказывать на уроках мужества. Вы с этим согласны?
– Согласен, – не стал спорить я, – и спасибо за ту ценную помощь, что вы мне оказали. До свидания. Я выписал несколько фамилий и подумаю к кому из этих людей мне сходить.
Пошел я, само собой к Князеву. Его домашний телефон я в ходе нашей полемики с Тамарой Сергеевной записать забыл, а вот адрес запомнил хорошо. Спиридон Афанасьевич жил в частном секторе, по моим представлениям должен был быть дома и иметь в запасе немало свободного времени, в том числе и для разговора со мной. «Нет, правда, чем человеку заниматься, если ему за семьдесят, – думал я, припоминая, что в карточке год рождения Князева стоял вроде бы 1918 или 1919. – Вот только захочет ли он со мной говорить и чего расскажет, если вправду такой бухарик, как его Тамара Сергеевна обрисовала. А вообще, интересно, какой он, в самом деле, этот Князев»?
**
Спиридон Афанасьевич Князев оказался человеком сухопарым, жилистым, на старика вовсе непохожим, несмотря на его замечательные, словно два турецких кинжала топорщившиеся по сторонам тоже «турецкого» с горбинкой носа усы. Когда я вошел в небольшую, простенько обставленную комнату и поздоровался, он сидел на табурете, закинув ногу за ногу, и курил папироску. И показалось мне вдруг по его осанке и всей напружинившейся, легкой и сильной фигуре, что сидит Князев не на табурете, а на лихом коне. Вот сейчас выплюнет свою папироску, крикнет «Гойда»! – и только я его и видел. Но Спиридон Афанасьевич никуда не «ускакал», поздоровался со мной неожиданно тихим голосом и поговорить согласился.
«Все же он, похоже, под хмельком маленько, – подумалось мне. – Ну и ладно, разговорчивее будет».
Однако разговора у нас сразу не получилось.
– Скажите, Спиридон Афанасьевич, бои под Сталинградом вспоминаете? – спросил я.
– Так память же где хочет гуляет, глядишь, и туда забредет, – неопределенно ответил он.
– А