Незлые рассказы о прошлом. Серж Бэст
в голосе, и по команде комбата вновь возвращаюсь в строй.
Комбат не успокаивается, вдогонку мне несутся резкие, как пистолетный выстрел, его указания командиру роты.
– Посадить его под Новый год! Рассмотреть вопрос об исключении из комсомола! Информировать родителей!
В том, что меня исключат из комсомола я был почти уверен и не переживал по этому поводу. Меня уже исключали из комсомола за драку с учителем по астрономии из-за девушки, но тогда мне повезло – большинство комсомольцев проголосовало «против» моего исключения. Это были мои школьные друзья и часть сентиментальных девчонок, которым импонировало то, как я самоотверженно бился за свою девушку, несмотря на то, что мой противник был старше по возрасту, выше ростом и сильнее.
Я победил в схватке с ним, потому как был убеждён, что физическая сила не имеет преимущества над силой духа. «Астроном» не выдержал моего натиска, несмотря на то, что ему удалось разбить мне нос и посадить синяк под глазом. Он позорно бежал от меня, как только ощутил мои зубы на своём теле, которыми я намеревался его рвать.
Отсидка на гауптвахте не пугает меня. Но вот, что действительно волнует, так это то, что командованием роты будет направлено письмо родителям о моём недостойном поведении. На мгновение я представил плачущее лицо своей матери, читающей такое письмо, и моё сердце сжимается в тугой комок, я готов сам расплакаться…
Ленинская комната, в которой проходит комсомольское собрание, до отказа заполнена курсантами моего взвода, все они комсомольцы, а двое из них коммунисты, они присутствуют на собрании в качестве приглашённых лиц. На собрании также присутствуют командир взвода и роты.
Мне дают слово. Я что-то бессвязно говорю, признаю свою вину, отвечаю на вопросы. После чего наступает время прений. Первыми выступают курсанты-обвинители, подготовленные заранее командирами, они жгут меня словом, а один из них, увлёкшись громкой патетикой, бросает мне: «С таким, как Семён, я не пошёл бы в разведку». Потом выступают те, кого разбудило громкое слово. И здесь, совсем с неожиданной для меня стороны открывается мой приятель, с которым я делю прикроватную тумбочку. Он, в унисон курсантам, выступившим за моё исключение из комсомола, также заявляет, что я опозорил воинский коллектив и поэтому мне не место в ленинском комсомоле.
Я пребываю в шоке. Что его побудило так заявить, я не знаю. Ведь он и сам частенько бегает в «самоход» к своей девчонке. Позже, извинившись, он скажет, что иначе не мог, так как проходил кандидатский стаж в члены КПСС и командир взвода сказал ему, что он обязательно должен выступить с осуждением меня. Сейчас же его заявление мной расценивается как откровенное предательство нашей дружбы, и я взрываюсь.
Я говорю о том, что нельзя на человека навешивать ярлыки, не зная о нём ничего, что на войне хватало предателей, как среди комсомольцев, так и среди коммунистов. В конце своего сумбурного выступления я заявляю, что если бы нас всех сейчас здесь пытали – вырезали на спине звёзды и посыпали их солью, то меня не было бы в рядах тех, кто предал свою Родину и своих