Небесные всадники. Кети Бри
столетий, сменилось одиннадцать Багрийских царей, но, впрочем, неважно… Я обещала рассказать вашему брату эту легенду…
– Об упавшей с небес Всаднице со сломанным крылом? Родившей двух сыновей, один из которых стал первым Багрийским царем, а второй – Гатенским князем. Я слышал её от своего однокашника, багрийца… Вы ведь не верите в неё?
Этери с удовольствием не верила бы. Вот только это сложно, когда ты сама – часть легенды. И каждый твой вздох – напоминание о ней.
Они присели на скамейке, Этери положила на колени сорванный цветок.
– Этот договор о мире… – сказал принц, опираясь обеими руками о сиденье скамьи и откидываясь назад. – Как Исари собирается удержать стороны от нарушения договора? Что он может противопоставить двум империям?
Этери, сложив ладони чашей, обхватила цветок и поднесла его к лицу, вдохнула аромат.
– Своё сердце, – едва слышно пробормотала она. – Он противопоставит вам своё сердце.
Глава III
Исари вынырнул из мутного забытья, заменявшего ему сон, в которое он погружался под воздействием всевозможных лекарственных настоек, коими пичкали его Этери и придворный лекарь. Какое-то время он лежал, не шевелясь, глядя на сине-зелёный балдахин, вспоминая день вчерашний и готовясь ко дню сегодняшнему.
Он должен выдержать грядущее сражение, выиграть битву на словах, войну политических взглядов, недомолвок и столкновения интересов. А если проиграет, не за горами битва на мечах, где он заведомо слаб и беспомощен.
Вставать не хотелось, решать не хотелось, жить не хотелось. Но было нужно, а потому Исари откинул полог и вызвал слугу. Чуть позже, перед завтраком, он устроил смотр своим маленьким войскам – своим соратникам.
Этери, свежая, как роза, приколотая на манер аксельбанта к её плечу с помощью булавок и шарфа, сидела на подоконнике, покачивая ножкой в сафьяновой туфельке без каблука. Прямо у её ног расположился мужчина неопределённого возраста, с аккуратно подстриженной бородкой и широкими браслетами на запястьях. Рядом с запечатанным магом стоял юноша – темноглазый, небольшого роста, худой, с острыми чертами лица, явно не знающий, куда себя деть. Это были придворный художник Иветре со своим учеником.
На спинке царской кровати сидел, нахохлившись и ссутулив плечи, цесаревич Амиран. Исари смотрел на него с некоторой тревогой: Амиран придерживался совершенно противоположных взглядов на всё, что только можно представить. Только подкупающая честность и прямота не давали ему участвовать в заговорах или устраивать саботажи против решений Исари. Однако вслух он не стеснялся критиковать решения брата.
Они не были ни дружны, ни близки. Амиран просто ждал, когда престол освободится, чтобы переделать всё под себя.
«Когда я стану царем, – говорил он, глядя в глаза Исари и прекрасно понимая, что станет править только после смерти брата, – я буду править сильной рукой, мне не нужно будет улыбаться, глядя в глаза врагов, как тебе!»
Исари только надеялся, что Амиран к тому