Черно-белое кино (сборник). Юрий Левитанский
руда.
Я лежу с закрытыми глазами.
Трубы у меня перед глазами.
Сколько море я ни открываю —
каждый раз другое открываю.
Вот я слышу отзвук канонады.
Натянулись нервы, как канаты.
Черный вал. И встречная волна.
Море – это вечная война.
Дикая. Жестокая. Тотальная.
То пристрелка ближняя, то дальняя.
К бою изготовились расчеты.
Тут свои нехитрые расчеты.
Отвергая тактику обхода,
бьется обреченная пехота.
Гул идущих в полный рост валов.
И салют из тысячи стволов.
Постепенно оседает пена.
Камни возвращаются из плена.
Спят они. И снится им война.
Черный вал. И встречная волна.
В бесконечность моря отплываю.
В море бесконечность открываю.
Как они огромны и малы,
эти бесконечные миры!
Вот луна край моря осветила.
Осторожно движутся светила.
Там, должно быть, любят, изменяют.
Измеряют время. Извиняют.
Постигают тайны вещества
странные иные существа.
Там свои Ньютоны и Платоны.
Длинные поэмы монотонны.
Физиков и лириков проблемы
и другие разные проблемы.
Древние светила потухают.
Новые, родившись, полыхают.
Как они огромны и малы,
эти бесконечные миры!
Каждому – и радости, и горе.
Каждому свое дается море.
Нет на свете моря. Есть моря.
Где ты, даль безбрежная моя?
…Море собираем по куску.
Ищем, ошибаемся и спорим.
Тяжело ступаем по песку —
по земле, соседствующей с морем.
Машина памяти
Сколько я подарил тебе? Дал и слух, и зренье.
Ты мое безумие и мое прозренье.
Как там бьется боль моя электронная?
У тебя не светелка, а зала тронная.
Ты в ней царствуешь над листами чистыми,
над большими формулами, над большими числами.
Я включаю сам твои лампы умные.
Я в свои руки беру твои лапы умные.
Загораются строгие лампы памяти,
подчиняясь мудрым законам памяти.
Мы с тобой сочиним для начала сказочку.
Немудреную сказочку про солдатскую скаточку.
Извлечем эти корни, перемножим с дробями —
чтобы черные корки, чтобы хлеб с отрубями.
Подсчитаем все малые те величины
и овчину, и лапоть, и копоть лучины.
…Оживает далекое. Это память работает.
Это день отошедший на грядущий работает.
«В Москве меня не прописывали…»
В Москве меня не прописывали.
Загород мне прописывали.
…Поселюсь в лесопарковой зоне.
Постелюсь на зеленом газоне.
Книжку выну. Не книжку чековую,
а хорошую книжку, Чехова.
Чехов – мой любимый писатель.
Он веселый очень писатель.
Я «Крыжовник» перечитаю.
Его