Осиновая корона. Юлия Пушкарева
нами. Он не хочет оставлять нас без защиты. С тобой останутся Вилла и слуги, отец. – (Показать ли, что она чувствует себя виноватой, или это обидит его?). – Мы пробудем там не больше двух дней и вернёмся. Не волнуйся.
– И по пять-шесть дней в пути, да-да, я помню… Останьтесь подольше. – (Чем более рьяно отец стремился показать, что рад их отъезду, тем отчётливее Уна видела его ложь. Горе и страх сквозили в каждой из его ранних морщинок). – В Рориглане, наверное, хорошо, да и Алисия по тебе соскучилась… Расскажи мне потом, похож младенец на неё или на Колмара.
– Да, конечно.
– И скажи Алисии… Что я очень люблю её.
– Да.
И снова они оба молчали, не зная, как завершить разговор, – и пора ли уже завершать?.. Уна несмело погладила отца по выбритой щеке; он по-детски прижался к её ладони.
– Не знаю, сообщила ли тебе мама, – начала Уна, притворившись, что это не так уж важно для неё. Семья Тоури – лордов-лицемеров. Её воспитали достойно. – Тётя назвала сына Альеном. В честь вашего брата… Того брата.
Отец смотрел на неё вопросительно. Ждал.
– Сообщила. И что же?
О, пожалуйста, пусть у неё получится – хотя бы раз…
– Они были в хороших отношениях? Тётя Алисия и Альен? Она любила его?
Отец пожевал губами и на мгновение прикрыл глаза; Уна боялась пошевелиться. Он молчал так долго, что она подумала: не ответит. Но, в конце концов, тихо сказал:
– Очень любила. Больше всех нас. Больше всех вообще. Альен ни с кем в замке не был близок, кроме сестры.
– И с тобой тоже?
Отец смотрел куда-то сквозь Уну – на гобелен со сценами поединков, скрывавший каменную кладку стены. Прямо за её спиной двое вышитых рыцарей бились на турнире в честь королевы Интерии Ти’аргской – прабабушки Тоальва. Уна предпочла бы оказаться между их копий, а не под этим невидящим взглядом.
– Я не могу говорить об этом, Уна. Просто не могу. Прости. – (Что-то вроде судороги дёрнуло его губы – не улыбка). – Есть вещи, о которых не говорят. Я понимаю, что ты хочешь побольше узнать о нём, но…
– Не побольше. – (Уна встала, скрестив руки на груди). – Я хочу узнать всё. Узнать правду, отец. Это ведь наша семья, и я уже не ребёнок… Мне кажется, я имею на неё право. Мама, естественно, думает иначе, потому я и спрашиваю тебя.
Отец затравленно дёрнул плечом. Он всё ещё смотрел куда-то в сторону, и это было невыносимо.
– Мама хочет оградить тебя… Уберечь. К тому же она не знает всего, как и я. Мой брат покинул нас много лет назад. Он был… особенным человеком, Уна. Очень умным. Очень одиноким. Иногда безжалостным. – (Уна стояла, задержав дыхание; ей казалось, что внутри натягиваются и дрожат, готовясь разорваться, струны невидимой лиры. Почему ей так важно каждое слово об этом человеке – совсем чужом? Должно быть, потому, что она ни разу не слышала столько честных слов о нём – сразу). – Ему здесь не было места. Насколько мне известно, он побывал среди Отражений, и в Дорелии, и в Кезорре, и в Феорне… У гномов – то есть