Так было. Размышления о минувшем. Анастас Микоян
не глядя на него: «Но этот с такой задачей не справится! Или я, или ты, Анастас. Я кроме Секретариата ЦК еще и в Совмине председательствую. Придется тебе, Анастас». Конечно, форма обидная, но не от Микояна же это исходило. Брежневу же нравилась должность в ее традиционной конструкции, когда можно было не работать, а лишь по два-три часа – и то не каждый день – вручать ордена и принимать иностранных послов (а в свободное время заниматься охотой и иными увеселениями). Но, именно лишившись этой должности, Брежнев по иронии судьбы стал вторым лицом в Секретариате партии, а потом и Генеральным секретарем. Эта должность ему понравилась еще больше.
Даже личная порядочность отца по отношению к Хрущеву в момент его отставки и государственный подход к вопросу о смене лидера, когда Микоян предложил хотя бы на год сохранить за Хрущевым пост Председателя Совета министров, чтобы разом не дискредитировать того, кого только что все восхваляли, вызвали недовольство и опасение Брежнева и его окружения. Отец поздравил Хрущева с новым, 1965 г. Разговор подслушали, записали на пленку и тут же донесли в Кремль, где и этот факт вызвал раздражение. Их решили поссорить, что и начали делать при помощи клеветы через своих людей в обоих домах.
У Микояна было несколько столкновений с новым «коллективным» руководством после отставки Хрущева. Брежнев как руководитель не вызывал у него ни уважения, ни личных симпатий. Удручали ограниченность, безразличие к делам, способность менять точку зрения в зависимости от того, кто зайдет к нему последним. Именно так объяснил мне отец суд над писателями Даниэлем и Синявским. Микоян долго говорил с Брежневым, настоял на том, что они не будут преданы суду. Как нередко он поступал для достижения главной цели, предложил компромисс – в крайнем случае ограничить дело «товарищеским судом» в Союзе писателей СССР. Брежнев согласился, но потом дал себя переубедить зашедшему к нему позже Микояна тогдашнему «главному идеологу» Суслову. И писатели немало времени провели в заключении.
Работать в подобных условиях становилось бессмысленным. Отец решил уйти, сказал: «Это не та команда, где я могу работать». Брежнева это вполне устроило.
После выхода на пенсию Микоян оставался несколько лет членом Президиума Верховного Совета СССР, появлялся на трибунах, и неизменно его встречали аплодисментами, более продолжительными, чем те, которых удостаивался сам Брежнев. Кстати, эта самая продолжительность аплодисментов так же нервировала тщеславного Леонида Ильича, как и сохранявшийся авторитет Анастаса Ивановича. И он принимал меры. С 1973–1974 гг. по указанию из Кремля Микояна никуда больше не избирали. Даже на очередной съезд КПСС дали только гостевой билет в ложу, подальше от публики. (Иначе, как старейшему делегату, ему пришлось бы поручить открыть съезд – такова была установившаяся традиция.) Когда он вышел в фойе, его увидели и устроили подлинную овацию. По выходе из Дворца съездов венгерский лидер Янош Кадар догнал его, чтобы дружески приветствовать.
Отца